Луиза Мишель - Нищета. Часть вторая

— Как в ваших интересах, так и в интересах общества, чтобы оно снова не потерпело от вас ущерба; и я позаботился подыскать вам работу.

«Работу!» — Жак обрадованно потер руки.

— Вы будете служить в полиции нравов, — продолжал г-н N.

— Нет! — воскликнул Бродар.

Его отказ привел чиновника в крайнее удивление.

— Как? — переспросил г-н N.

Бродар повторил: «Нет!» В тот момент он совсем позабыл, что это он — бывший № 13613, приговоренный в свое время к пожизненной каторге. Но г-н N. напомнил ему об этом.

— Вы, кажется, совсем упустили из виду, что участвовали в шайке Сабуляра и помилованы за некоторые услуги (он подчеркнул эти слова), оказанные администрации тюрьмы. Поэтому мы вправе рассчитывать, что вы будете оказывать нам такие же услуги впредь. Потрудитесь объяснить, почему вы не желаете больше этого делать?

Только теперь Бродар понял, в какие страшные сети он попал и как позорно его положение. Но тут же он вспомнил о дочерях. Если ему не удастся вырвать их из этого проклятого болота, засосавшего и его самого, то их постигнет судьба Виржини, дочери коммунара, расстрелянного на кладбище Пер-Лашез…

Когда Жак почувствовал себя на краю пропасти, что-то словно вспыхнуло в мозгу этого скромного и дотоле ничем не выделявшегося человека. Осознав все грозящие ему опасности, он решился на борьбу и сказал себе: «Я спасу детей или погибну вместе с ними, как волчица, защищающая своих волчат от охотника».

— Мне хотелось бы снова стать разносчиком, — промолвил он. — Ведь никогда не поздно вернуться к честной жизни.

— Можете идти, — сухо ответил чиновник. Про себя он добавил: «Нужно узнать, почему так изменился характер этого человека».

Как только Жак вышел, г-н N. стал расспрашивать Жан-Этьена и Гренюша о поведении и привычках мнимого Лезорна. Он узнал, что тот был очень молчалив и дружил на каторге с коммунаром по фамилии Бродар. «Ага, вот где зарыта собака! — подумал г-н N. — Этот проклятый поджигатель, как видно, обратил его в свою веру!» И он сказал, обращаясь к бывшим каторжникам:

— Не теряйте вашего товарища из виду и сообщайте мне о его поведении. Вы теперь на службе в полиции, постарайтесь же, чтобы вами были довольны.

Затем он велел отправить в Тулон следующую телеграмму:

«Следить за осужденным по фамилии Бродар, бывшим коммунаром. Занимается пропагандой».

Между тем заключенных в тулонской каторжной тюрьме все больше и больше волновала тайна, связанная с дубинкой разносчика. Часто то или иное преступление, ничем не примечательное, возбуждает всеобщее любопытство, причину которого трудно объяснить. Лезорн, прекрасно играя роль Бродара, с напускным равнодушием слушал, как вокруг судили и рядили об этом деле. «Да, я вовремя сбил полицию со следа, — думал он, — почва уже начинала гореть у меня под ногами!»

Последние новости, рассказанные в виде предисловия к дальнейшим похождениям Коля в Индии, были таковы: при внимательном осмотре дубинки в ее отвинчивающемся набалдашнике обнаружили тайник со спрятанной квитанцией:

«Магазин Нижеля, ул. Монмартр, 182. Получено от Мат… Мас… двести франков за отпущенный товар».

«К сожалению, — добавляла газета, — фамилия оказалась наполовину стертой, но полиция ведет следствие. Выяснилось, что торговец Нижель по указанному адресу давно не проживает. Новое место его жительства пока неизвестно».

Настоящий Бродар не интересовался розысками владельца дубинки: он был озабочен другим.

Отделавшись наконец от товарищей, Жак решил немедленно отправиться на поиски дочерей. Голова у него болела, мысли путались. Чтобы избежать встречи с Гренюшем и Жан-Этьеном, когда те выйдут из префектуры, он пошел куда глаза глядят.

На свежем воздухе головная боль прошла, но колени у Жака дрожали, и он был бледен как смерть. Ему пришлось присесть на скамейку. Наконец он собрался с мыслями. «Ну, не скотина ли я? — подумал он. — Ведь мне уже давно следовало побывать у дядюшки Анри. От него я узнаю, где девочки».

Сердце Жака сжалось при мысли о бедном старике. Должно быть, он еще больше постарел… Как холодно, наверное, бывает ему по утрам, когда его скрюченные пальцы сжимают ручку метлы…

Утром в участке Бродар кое-как привел в порядок свою одежду, но довести ее до безукоризненной чистоты ему не удалось. Он только смыл с нее пятна крови и теперь дрожал от холода, потому что мокрое платье сохло прямо на нем.

Жак тронулся в путь с мыслью, уж не пригрезилось ли ему все это? Лоб у него был холодным как лед, в груди горело. Его мучила жажда, но он этого не сознавал, потеряв власть над своим телом и рассудком. Прохожие либо сторонились его, принимая за пьяного, либо попросту не замечали этого человека из простонародья, несмотря на то что лицо его выдавало сильное волнение.

Улица, на которой жил дядюшка Анри, находилась далеко от префектуры. Жак пытался идти быстрее, но у него не хватало сил, и он еле тащился.

Из школы гурьбой высыпали ребятишки: донеслись голоса: «Софи! Софи!» Жак встрепенулся: уж не его ли это девочка? Но, увы, этой Софи было не более трех лет: она не могла быть его дочерью.

Дети разбежались, а опечаленный Бродар продолжал стоять. Тут группа мальчуганов постарше, вообразив, что он пьян и обижает малышей, окружила его с гиканьем и свистом.

«Когда не хватает сил — их заменяет воля!» — подумал Жак. Он пробился сквозь толпу шалунов и пошел дальше такой решительной, уверенной походкой, что мальчишки не стали его преследовать.

Увидав наконец ветхий домишко, где жил дядюшка Анри, Жак прибавил шагу; его лихорадило, но он чувствовал прилив энергии. Он боялся, как бы привратница его не узнала, но она никогда не видела его без бороды, с обритой головой. К тому же он поседел, состарился. Выбитые зубы, марсельский акцент все это изменило его до неузнаваемости.

Жак решительно отворил дверь привратницкой и твердым голосом осведомился о дядюшке Анри.

— Дядюшка Анри? Хватились! Надо было прийти вчера. Теперь он уже на покое, ваш дядюшка Анри.

— Да? Ему давно обещали пенсию за долголетнюю службу.

— Пенсию? Ну что ж, теперь он и впрямь ни в чем не нуждается.

— Не можете ли вы дать мне его адрес? — спросил Бродар, вдвойне удивленный и счастьем, выпавшим на долю его старого дяди, и тем, что справедливость как будто восторжествовала.

— Его адрес, любезнейший? Хо! Вам не откроют, сколько бы вы ни стучались.

— Где же он теперь?

— Да на кладбище Навэ, в общей могиле! Теперь вам понятно, что за пенсию он получил? У него нынче собственный земельный участок, только вместо цветов он любуется их корнями…

Жак был потрясен.

— От какой же болезни он умер?

— От чего умирают, когда приходит старость, когда нет больше сил держать метлу и вас разбил паралич?