Луиза Мишель - Нищета. Часть вторая

После обыска допросили соседей. Дядюшка Пивуа с гордостью рассказал историю с голубями, пролетавшими сквозь стену. Но так как отверстия были уже заделаны, то решили, что он не в своем уме, и его показаниями пренебрегли. Одна девочка сообщила, что утром видела хорошо одетого мужчину, который вошел в лавку, но сейчас же вернулся обратно. Входил он медленно, опустив голову; выбежал же быстрее ветра. Она подробно описала наружность этого человека, но почему-то никто не признал в нем виконта д’Эспайяка, хотя все приметы были налицо.

Документы, найденные у Обмани-Глаза, подверглись самому тщательному изучению. Следствие поручили г-ну N. Наконец-то его усердие было вознаграждено! Однако, по мере того как папка с протоколами разбухла, чиновника все больше и больше охватывал страх. Он очень боялся, что его связи с преступным миром выплывут наружу и погубят его. Совсем же он струсил, когда ему сообщили, что среди ценностей, найденных у Обмани-Глаза, есть кубок из чеканного серебра, парный тому, которым восхищались все, заходившие в кабинет следователя. А вдруг проведают, кто подарил ему этот кубок и при каких обстоятельствах? У него помутилось в глазах при мысли, что следствие могли поручить не ему, а кому-нибудь, кто знал бы об этом подарке. Тут г-н N. вспомнил про лакея, сидевшего в тюрьме, и решил, что он-то и есть участник шайки, о которой шла речь в письме Лезорна. Да, они напали на след, и Огюст Бродар — наверняка сообщник этого лакея. Одно, конечно, связано с другим!

Арестованный совсем одурел от долгого пребывания в одиночной камере. Это был человек недалекий, слабовольный, один их тех несчастных, кого тюрьма и допросы доводят до помешательства, до готовности признаться в чем угодно, вплоть до кражи луны.

— Вы подозревались в похищении кубка, — сказал ему г-н N. — Теперь он найден.

— Вот как! Тем лучше! — воскликнул бедняга. — Значит, меня освободят?

— Освободят? Это еще почему?

— Как почему? Ведь кубок-то нашелся!

Следователь заговорил о другом:

— Вы знали торговца подержанными вещами по имени, вернее по-прозвищу Обмани-Глаз?

— Знал ли я его? Еще бы! Я всегда покупал у него одежду. В его лавке можно было приобрести по случаю отличные вещи, чуточку, правда, отдававшие плесенью, но почти совсем новенькие. Он жил на улице Шанс-Миди.

— Вы ему тоже что-нибудь продавали?

— Довольно часто; но не за деньги, а в обмен.

— Достаточно, — сказал г-н N. — Уведите арестованного.

— Сударь, сударь, — взмолился бедняга, — разве вы меня не отпустите? Ведь кубок-то нашелся! Может быть, вы освободите меня завтра?

— Не прикидывайтесь дураком и не пытайтесь что-нибудь скрыть от правосудия. Вы принадлежите к шайке убийц!

Несчастный был огорошен.

Господин N. почувствовал некоторое облегчение. Украденный кубок не мог его скомпрометировать; дело лакея казалось ясным, причастность Огюста также не вызывала сомнений. Продолжая расследование, он вскрыл доставленный ему запечатанный пакет с бумажником Николя, который тот уронил, обнаружив труп Обмани-Глаза.

Господин N. открыл бумажник. Вырезки из газеты «Хлеб»? Но ее покупали все. Письмо, адресованное виконту д’Эспайяку? Это уже кое-что значило… Содержание его было таково:

Все чересчур затянулось. Хватит! С сегодняшнего дня я тебе не любовница, а враг. Намотай это на ус и пеняй на себя. Рано или поздно, а тебе каюк!

В одном из отделений бумажника г-н N. нашел заметки, которые Николя набрасывал для памяти. Если бы следователь догадался нажать на чуть заметную пружинку, то обнаружил бы и банковские билеты, приготовленные для старьевщика.

Господин N. запер остальные бумаги в ящик и отправился к Николя. «Виконт» был случайно дома, все еще ожидая своего маленького посланца. Приход начальника испугал его еще больше, чем тогда, у графа де Мериа.

— Я пришел задать вам вопрос, — сказал г-н N. — Имели ли вы последнее время какие-нибудь дела с подозрительными людьми?

— Нет, разве что в интересах службы.

— Тем не менее вас обокрали.

— Я этого не заметил.

— Посмотрите хорошенько!

— У меня как будто ничего не пропало.

— Известна вам некая Амели?

— Когда-то я ее знал.

— Однако совсем недавно вы получили от нее письмо. Заметьте, что я не допрашиваю вас как обвиняемого; просто мне нужны кое-какие сведения. Итак, сейчас вы не поддерживаете никаких отношений с этой Амели?

— Нет.

— Что же тогда означает это письмо?

— Какая-то мистификация! — пробормотал Николя, чувствуя, что почва уходит у него из-под ног. — Оно действительно было получено мною, но его смысл мне непонятен.

— Значит, этот бумажник принадлежит вам? Ведь письмо находилось вместе с заметками, сделанными вашим почерком. Вот они: «Ул. Бланш. Русский, приехавший позавчера, получает письма из Англии, выходит днем — проследить, куда». Другая заметка: «Сегодня вечером — собрание в Воксале, вход бесплатный».

— Бумажник у меня украли, — сказал Николя, трепеща, как бы его начальник не нажал на потайную пружинку.

— Когда?

— Не помню хорошенько, где я вынимал его последний раз.

— Заметка о собрании дает возможность это выяснить. Собрание в Воксале состоялось как раз накануне того дня, когда был обнаружен труп на улице Шанс-Миди.

— Действительно! Бумажник украли, по-видимому, на этом собрании.

— Вы на нем присутствовали?

— Разумеется. Тому свидетельство — моя заметка.

Николя лгал: он посылал Жан-Этьена. Следователь продолжал в тоне светской беседы:

— Как, по-вашему, какая судьба постигла в дальнейшем ваш бумажник?

— Вероятно, вор, увидя, что ничего ценного для него там нет, выбросил его где-нибудь.

— Так оно и было.

Чиновнику угрожала серьезная опасность не выйти живым из комнаты. Чем больше Николя трепетал от страха, тем больше ожесточался. Он был способен уничтожить весь мир, лишь бы избежать грозивших ему разоблачений. История с бумажником не сулила ничего хорошего. Из боязни совершенно себя скомпрометировать, он не решался просить следователя, даже благожелательно относившегося к нему, вернуть столь серьезную улику. К тому же бумажник, вероятно, внесен в опись найденных вещей… Глаза сыщика налились кровью. Г-н N. почуял беду. Его спасло непредвиденное обстоятельство: Амели, как и Николя, но уже из других побуждений, поджидала возвращения Пьеро. Когда ей это надоело, она бесцеремонно ворвалась в кабинет своего бывшего сожителя.

— Ах, вот как! — завизжала она. — У вас, сударь, есть шикарная любовница, богачка! Я была хороша для грязной работы, а теперь вы меня отшвыриваете, как ненужную тряпку!

Господин N. с удивлением разглядывал Амели. На ней было синее бархатное платье и шелковая накидка. Этот кричащий туалет делал ее развязную речь еще беззастенчивее.