Нора Лофтс - Королева в услужении

У нее все равно не было выбора: идти дальше она просто не могла. Перед ней раскинулось скошенное поле с небольшими стогами свежего сена. Кейт увидела их довольно отчетливо: с последними лучами солнца на небе засияла полная луна и высыпали яркие звезды. Забравшись на стожок, она уснула так крепко, что ее не разбудил топот проехавших мимо трех всадников.

Проснувшись утром, Кейт съела последний, полученный от повара кусок баранины, напилась из канавы и прошла в деревню, где, пользуясь собственным методом лести и угроз, сумела обменять свои башмаки на более удобную пару, которая случайно оказалась у сапожника ввиду смерти заказчика. Они были немного велики, но днем Кейт встретила стадо пасшихся овец. На кустах, где овцы терлись боками, висели пучки шерсти. Напихав в ботинки шерсти, она зашагала с легкостью, которой давно не ощущала. Кейт упорно шла вперед, повсюду справляясь об Алберике и одновременно выпрашивая что-нибудь поесть.

Между тем всадники доехали до Гилфорда и остановились.

— Мы не догнали ее, но ведь она не могла уйти так далеко, если, конечно, ей не помог сам дьявол, — сказал один из них.

Они согласились, что самое лучшее — повернуть назад после хорошего завтрака. Теперь спешить было некуда. Если старая Кейт отправилась по этой дороге — в чем они сомневались, — то сейчас двигалась им навстречу. Накормив лошадей и дав им отдохнуть, они неторопливо поехали в сторону Винчестера.

Лишь по чистой случайности они не упустили добычу. Солнце стояло высоко над деревушкой Камфорд, и Кейт, расспрашивая в здешней таверне об Алберике, тут же искусно намекнула — сверкнув глазами и выставив напоказ единственный клык, — что не откажется от кружки доброго холодного пива. И когда она с наслаждением потягивала янтарный напиток, в маленькую полутемную комнату ввалились трое мужчин, заметивших с дороги вывеску этого заведения.

До этого момента Кейт не беспокоила мысль о преследовании. По своей простоте она считала принятые меры предосторожности вполне достаточными. Она не сомневалась, что королева умрет еще до наступления ночи, а если кто-нибудь и поинтересуется утром местонахождением старой Кейт, караульный сможет удовлетворить любопытство и дать подходящий ответ. Что бумаги, которые она несла, вообще существуют, не знал никто, кроме пасечника, который наверняка о них забыл, прежде чем добрался до своих ульев. А потому мысль о том, что ее могут искать, что кто-то за ней гонится, даже не приходила Кейт в голову.

Трое преследователей, привязав коней к столбу, вошли, громко топая, в таверну и, сразу узнав Кейт, буквально оцепенели, ошеломленные необыкновенным везением. С одним из них Кейт была знакома. Дружески кивнув головой, она поздоровалась и продолжала спокойно пить пиво.

Не зная, с чего начать, знакомый спросил:

— Что ты здесь делаешь, старая?

— Занимаюсь своим делом. А ты?

Столбняк, вызванный неожиданной встречей, прошел, и трое дружно рассмеялись.

— Ищем тебя и письма, которые ты несешь.

Не страх, а что-то похожее на беспокойство шевельнулось у нее внутри, и она хрипло проговорила:

— Ты, Вилли, должно быть, хватил лишнего? У меня нет никаких писем.

Она поднялась, изогнувшись, как кошка, столкнувшаяся с тремя злыми собаками.

— Держитесь подальше от меня, иначе вам всем будет худо. — Клык обнажился, глаза угрожающе сверкнули. — Не связывайтесь со старой Кейт!

— Господи, спаси и помилуй, — пробормотал Вилли, торопливо крестясь.

Однако все это не вселило мужества, скорее наоборот. Трое мужчин стояли, сбившись в кучу, И слова «колдунья» и «дурной глаз» кружились у них в головах.

Хозяин таверны молча наблюдал, стараясь, как всегда, держаться подальше от всякой беды. Кто-то утром принес ему два бушеля гороха, и он, демонстративно отвернувшись, стал кружкой пересыпать горох в корзину.

Кейт стояла, полагаясь на свою репутацию ведьмы, которая должна была защитить ее.

Трое мужчин тоже не двигались, соизмеряя страх перед хозяином со страхом перед темными силами зла.

Хозяин спокойно поставил кружку, которой отмерял горох, и направился к бочонкам, сложенным пирамидой позади Кейт. Поравнявшись с ней, он ловко накинул ей на голову мешок, который держал в руках.

— Это убережет нас от дурного глаза, — сказал он с полной уверенностью.

Ему нечего было бояться. Старуха ни разу не взглянула на него, а значит, ему ничего не угрожало. Закрытый мешком, дурной глаз не причинит вреда и остальным. Не торопясь он снял с пояса ремень и закрепил мешок у талии Кейт. Солдаты, верившие, что один только злобный взгляд колдуньи в состоянии разрушить их здоровье, принести несчастье и накликать всевозможные беды, были твердо убеждены, что завешенный мешковиной дурной глаз потерял свою волшебную силу. Поблагодарив от всей души хозяина, они затем подналегли на его пиво и заплатили серебром. Потом Вилли сгреб старуху, словно какой-нибудь сверток — он была, как все колдуньи, очень легкой, и, брошенная в воду, нипочем бы не пошла ко дну, — посадил ее перед собой на седло и вместе со своими спутниками, радостный, поскакал в Винчестер.

На третий день болезни королевы — к всеобщему изумлению, все еще живой — до Винчестера докатились слухи о том, что здоровье короля вызывает тревогу. Подробности известны не были. Одни говорили, что в последнем сражении он был ранен и что рана загноилась.

Для драматизма иногда добавляли — и некоторые тому верили, — что ранил его родной сын Ричард. Другие утверждали, что просто открылась и воспалилась старая рана, давно причинявшая боль. Во всяком случае, король был нездоров, с трудом садился на лошадь, мало ел и пребывал в подавленном настроении.

Именно об этом думал Николас Саксамский, изучая два исписанных листка, который ему пришлось собственноручно вытащить из-за пазухи у старой Кейт. Никто не решался это сделать, потому что она грозила ужасной карой, а проклятия, которыми она осыпала своего господина, было страшно слушать. Однако, как он и подозревал, Кейт, подобно многим ведьмам, сильно преувеличивала свое могущество. Пока дела у него шли очень неплохо, никаких несчастий и бед. Наоборот, он теперь обезопасил себя с обеих сторон. Если Генрих II поправится, Николас сможет преподнести ему завещание и письмо, которые он якобы обнаружил, и тем самым подтвердить свою преданность и бдительность в соблюдении интересов короля. Если же Генрих II все-таки умрет, тогда он как можно быстрее отправит бумаги по назначению. Это создает впечатление, будто он, Николас Саксамский, в действительности был на стороне королевы и не слишком строгим тюремщиком. Даже если королева выживет, что представлялось весьма сомнительным, и сохранит к нему недобрые чувства, она не сможет отрицать, что, отослав завещание и письмо, Николас оказал ей хорошую услугу.