Гисперт Хаафс - Ганнибал. Роман о Карфагене

— Твои слова достойны самого пристального внимания, — понимающе усмехнулся Ганнон. — Когда у двоих одинаковое количество стрел, их лучше вообще не вынимать из колчанов.

— Верно.

— Давай, метек, временно заключим мир на приемлемых для обоих условиях и пройдем вон туда, — в тихом голосе Ганнона явственно прозвучала угроза. — Но запомни: я впервые вынужден разговаривать с метеком как с равным. Такого унижения я тебе не прощу. Сейчас твое эллинское сердце содрогнется. Но я заставлю тебя досмотреть все до конца.

Ганнон небрежным кивком предложил гостям пройти на галерею, где его телохранители тут же приставили к горлу Антигона острия мечей. Рядом двое здоровенных пунов с застывшими лицами держали за руки избитого до крови раба-эфиопа. Лицо его было искажено гримасой боли, ноги бессильно подогнулись. Чуть поодаль третий пун сжимал в огромной ладони длинное древко горящего факела. Ноздри щекотал острый запах соленой воды.

— Сегодня в полдень он слишком громко разговаривал, — равнодушно и как-то устало проговорил Ганнон, — а этого я очень не люблю. Он дерзнул отвлечь меня от размышлений о нынешнем и грядущем величии Карт-Хадашта. Ты понял, метек?

— Да, — глухо ответил Антигон, и сердце его болезненно сжалось в недобром предчувствии.

— Вот и хорошо. Больше он уже никогда не сделает таких глупостей. Мы лишили его этой возможности. Жаль, что ты так и не отведал его жареного языка.

Он властно повел рукой, один из пунов рывком откинул эфиопу голову назад и зажал ему нос, другой поднес факел прямо к раскрытому в беззвучном крике окровавленному безъязыкому рту. Антигон закрыл глаза, пошатнулся и сразу почувствовал два легких укола в горло.

— Будь любезен, открой глаза! — с мстительной радостью воскликнул Ганнон. — Сейчас мы познакомим дерзкого раба с другими не менее молчаливыми друзьями дома!

Эфиоп, издавая дикие клокочущие звуки, судорожно забился, пытаясь вырваться, но пуны, как тюк, перебросили его через перила и, дружно разминая плотные мышцы рук, с нескрываемым любопытством посмотрели вслед.

В квадратном, выложенном по краям кирпичом бассейне вода как будто закипела, В ней замелькали чьи-то гибкие темные тела.

— Ага, мурены [104] Мурены — хищные рыбы, водящиеся в Средиземном море. проголодались, — благодушно усмехнулся Ганнон, — Это очень хорошо.

Раб отчаянно молотил по воде, поднимая тучу брызг. Он несколько раз с головой погружался в окровавленную пену; вынырнув последний раз, издал страшный душераздирающий вопль и навсегда исчез на дне бассейна.

— Я приготовил для тебя еще одно увлекательное зрелище, метек, — Ганнон бросил на него тяжелый взгляд. — Но сперва нужно немного перекусить и выпить вина.

Антигон дрожал, холодный липкий пот заливал его глаза. Он, вероятно, так и не смог бы оторвать ноги от пола, если бы один из пунов не пихнул его в спину. От сильного толчка Антигон встрепенулся и, как сквозь туманную пелену, посмотрел на «стариков». Даже в красноватом отсвете пламени лицо Бошмуна выглядело мертвенно-бледным. На остальных жестокая расправа, видимо, не произвела особого впечатления. Они о чем-то тихо беседовали между собой. Магон даже вдруг звонко рассмеялся.

В пиршественном зале от приторного запаха курившихся смол и дорогих благовоний у Антигона закружилась голова. Он медленно опустился на край ложа, закрыл глаза и услышал тихий хлопок. Ганнон снова отдавал приказ стражам. Антигон с трудом приподнял веки и увидел двоих пунов, перетаскивающих через порог светлокожего человека со стянутыми сыромятными ремнями руками и ногами. Нижнюю часть тела прикрывал кожаный фартук.

Рабыня с исполосованной спиной робко поставила перед Ганноном медный таз с раскаленными углями и положила рядом бронзовые щипцы. Глаза светлокожего, казалось, готовы были выпрыгнуть из орбит.

— Он тоже оказался чересчур разговорчивым, — От немигающих глаз Ганнона у Антигона даже заныл затылок. — Смотри внимательно, метек, и постарайся ничего не упустить. А вообще уж больно ты гордый. Но ничего, я постараюсь сбить с тебя спесь. Пусть это веселое зрелище тебя чему-нибудь научит.

— Ты слишком многое себе позволяешь, пун, — выдавил Антигон, сглотнув засевший в горле тугой ком. — Решил, наверное, что для тебя не существует никаких запретов. Одумайся, пока не поздно!

Ганнон раздвинул в усмешке полные губы и поудобнее устроился на ложе. Другая рабыня принесла стеклянный таз.

— Здесь крошечная, очень ядовитая ливийская змейка, — Ганнон хищно оскалил неровные зубы. — Полдня она спала в подвале среди чаш с ледяной водой. Через минуту-другую она проснется, и тогда…

Светлокожий пронзительно закричал. Один из пунов туг же вцепился ему в края рта, другой ловко засунул туда извивающуюся змею, а подскочивший сбоку третий страж набросил на челюсть кожаный ремешок, туго затянул его и защелкнул на затылке пряжку. Несчастный задергался, издавая носом громкие булькающие звуки.

— Интересно, — проникновенно сказал Ганнон, — где сейчас моя славная змейка? Во рту? В горле? Или уже в желудке? Ты даже не представляешь, метек, как много мне хочется знать. Конечно, можно было бы зашить ему рот, но это было бы уж слишком жестоко, правда?

— В чем его вина? — Антигон чувствовал, что язык ему не повинуется, а изнутри поднимается горячая волна ненависти.

— Он сикелиот [105] Сикелиот — уроженец одного из греческих городов на Сицилии. , то есть такой же метек, как и ты. В свое время он оказал мне услугу, но вчера его заметили с одним из приближенных Гадзрубала Красивого. Так, Димас? Можешь просто кивнуть в ответ. Не хочешь? Ну и не надо. А еще он посмел разделить ложе с одной из моих рабынь. Ее я тоже наказал, но не слишком строго. Она мне еще пригодится. А надоест или осмелится перечить, прикажу бросить в клетку со львами. Пусть пока радуется, что ей лишь окровавили спину бичом. Но Димас у меня жестоко поплатится за свою дерзость.

Ганнон схватил щипцами несколько углей, а двое пунов тут же прижали концы фартука к коленям сикелиота.

— Она еще не проснулась, моя маленькая чудесная змейка, — удовлетворенно кивнул Ганнон. — Что ж, подождем. А пока пусть эллин станцует для нас. Вы все прекрасные танцоры, верно, метек?

Голова Антигона наполнилась медным гулом, в висках гулко застучала кровь, как будто норовя выплеснуться наружу. Он неожиданно легко отшвырнул оторопевших стражей, стремительно вскочил, выхватил кинжал и, сделав стремительный выпад, нанес точный удар в горло сикелиота. Димас несколько секунд стоял неподвижно, и Антигону даже показалось, что он благодарно посмотрел на него широко открытыми глазами. Затем несчастный неуверенно шагнул назад и с предсмертным хрипом рухнул на пол. Алая кровь выплеснулась из пробитой гортани прямо на тунику Ганнона.