Гисперт Хаафс - Ганнибал. Роман о Карфагене

Еще немного, и окровавленное лезвие впилось бы в его горло, но тут стражи опомнились и быстро завернули Антигону руки за спину. Бокхаммон и Магон замерли, недоуменно глядя друг на друга. Мулан сидел, покачиваясь, и судорожно дергал коротким мясистым носом. Бошмун в ужасе закрыл лицо платком.

Ганнон с глубоким вздохом отсел глаза от разливавшейся по полу лужи крови и небрежным движением скрюченного пальца приказал убрать труп. Потом он вновь перевел змеиный завораживающий взгляд на Антигона.

— Совсем не плохо, метек, — скучным голосом произнес он.

Антигон, словно выброшенная на берег рыба, жадно хватал ртом воздух и пришел в себя, лишь увидев валяющиеся на полу мечи. Видимо, стражам было приказано ни в коем случае не убивать его.

Через десять минут пол был вымыт, тщательно выскоблен, и уже ничто не напоминало о творившемся здесь кошмаре. Ганнон резким движением подбородка дал знак освободить Антигона и небрежно швырнул ему кинжал.

— Ты испортил нам удовольствие, метек. Но теперь, по крайней мере, мы знаем, что ты превосходно владеешь оружием.

— Больше никогда не зови меня на такие зрелища, Ганнон, — вмешался в разговор Бошмун. — Я вполне понимаю метека. Я… Я…

Он осекся и поднес ко рту трясущиеся руки.

— Как тебе угодно, друг мой, — равнодушно пожал плечами Ганнон, однако его рука предательски дрогнула, задев полный до краев кубок. Вождь «стариков» был явно раздосадован словами одного из своих ближайших соратников.

Ганнон раздраженно пробежал пальцами по залитой кровью и вином тунике, которую он откровенно не хотел менять. Он чуть дернул щекой, что должно было изображать улыбку, и, повернувшись к Антигону, угрожающе заметил:

— Что же касается тебя, метек… Я не намерен больше вмешиваться в твои отношения с Гадзрубалом Красивым. Думаю, мы теперь сумеем по достоинству оценить друг друга.

Антигон сидел с закрытыми глазами, ожидая, когда успокоится бешено колотящееся сердце. Он скрипнул зубами и слабым голосом размеренно произнес:

— Ты такой же жестокий зверь, как и твои предки. Их ненавидела и презирала вся Ойкумена. Ты залил кровью Ливию, но оказался на редкость бездарным стратегом. Ты настоящий палач, Ганнон.

В ответ послышался звучный хлопок. Две эфиопки в полосатых набедренных повязках тут же выбежали из галереи и начали размахивать над головой Ганнона белыми опахалами. Сам он, словно лев, вцепился зубами в огромный кусок мяса и, лишь насытившись, тяжело поднял голову.

— Лучше бы нам, конечно, договориться, метек, но, боюсь, ничего не получится. Уж очень у нас разные взгляды. — Он вытащил из-под себя лопатку из алоэ и, кряхтя от удовольствия, почесал себе спину. — Хочу сразу предупредить: «молодым» и тебе лично предстоят очень трудные годы. Я и мои друзья постараются разорить вас, а может быть, даже лишить жизни. Но пока оставим стрелы в колчанах, метек. Ты прав: любой богач может нанять убийцу, и потому давай пока не трогать друг друга.

Антигон молча засунул кинжал в ножны, еще раз пристально всмотрелся в полные слез испуганные глаза Бошмуна, окинул беглым взглядом остальных «стариков» и захлопнул за собой дверь.

Возле освещенных мерцающим сиянием луны стен Бирсы он почувствовал, что не в силах бороться с подступающей к горлу тошнотой. Все содержимое желудка подкатило к горлу, он едва успел отбежать к смоковнице, согнулся пополам и исторг из себя мощный поток. Антигону показалось, что в омерзительно пахнущей куче шевелятся выползшие из его рта змеи.

Около полуночи он с трудом добрался до дворца Гадзрубала. Уже на подступах к нему, на площадках широких лестниц и прямо перед огромным порталом, толпились воины в полном боевом облачении. При виде Антигона Гадзрубал сорвал с головы железный шлем и радостно похлопал себя по обшитому медными бляхами кожаному панцирю.

— Ну теперь вы можете идти в казармы. Сегодня нам уж точно не придется сражаться… Но ты похож на оживший труп, Антигон.

Грек искоса взглянул в бронзовое зеркало и с трудом узнал себя. Серое осунувшееся лицо, потухшие глаза, впалые щеки. Он вдруг ощутил, что ему не хватает воздуха, рванул на себе хитон и грузно привалился к стене.

— Что случилось? — Гадзрубал отстегнул меч, швырнул его на стол и с тревогой взглянул на Антигона.

— Вина! — натужно прохрипел грек. В его горле першило так, будто туда насыпали мелко нарезанного конского волоса, в глазах клубился мутный туман, и все вокруг казалось чужим и враждебным.

Гадзрубал зашел в спальню и приказал раскинувшейся на ложе рыжеволосой кельтке с широкими, круто выступавшими бедрами принести кувшины с вином и водой. Она долго сонно щурилась от яркого света, падавшего на ее лицо из висевших на стенах глиняных плошек, и никак не могла понять, что от нее хотят. Наконец она кивнула и вышла.

После третьего глотка предметы в комнате обрели знакомые очертания, звон в голове утих, изо рта исчез противный медный привкус. Антигон глубоко вздохнул, оперся подбородком о ладонь и приступил к рассказу об увиденном и пережитом во дворце Ганнона. Закончил он короткой фразой:

— Я перерезал не то горло.

— Да они бы разрубили тебя на куски и утром прибили бы их к кресту, — дрожа от еле сдерживаемого гнева, проговорил Гадзрубал. — А заодно втянули бы в эту историю всех нас. В итоге в Карт-Хадаште вспыхнула бы братоубийственная война. Нет, все получилось как нельзя лучше — и не только для тебя… Теперь нужно подумать, как лучше усмирить Ганнона.

— Его нельзя усмирить, — отрывисто бросил Антигон, глядя прямо в ясные светлые глаза молодого пуна. — Я лично всем сердцем ненавижу и презираю этого злобного… фараона. Но надо отдать ему должное — он далеко не трус. Ганнон даже глазом не моргнул, когда я… чуть не заколол его. Пока мы договорились держаться друг от друга подальше. Говоря его словами, оставить все стрелы в колчанах.

— Ты все больше и больше удивляешь меня, — встревоженно сказал Гадзрубал. — Пойми, он уважает и боится только Гамилькара. И уж если он решил обращаться с тобой как с равным… Впрочем, не обольщайся, За столь дерзкое предложение многие из «молодых» с превеликим удовольствием также распяли бы тебя. Но вел ты себя очень достойно. Какая жалость, что ты не пун.

— Слово «метек» Ганнон всякий раз произносил так, словно плевался.

— Я совсем другое имел в виду. Ты бы хоть завтра смог стать у нас вторым человеком после Гамилькара, но увы…

— Я банкир Гамилькара и Гадзрубала Красивого, и этого вполне достаточно, — отрешенно сказал Антигон, медленно поднимаясь с сиденья. — Кланяйся своей рыжеволосой подруге.

Первый луч скользнул по гребням поднимавшихся двумя ярусами стен и плоским крышам домов. Заснувший только под утро Антигон внезапно почувствовал, как кто-то легонько треплет его по плечу. Он открыл глаза и увидел стоявшего рядом Мемнона.