Юрий Тубольцев - Сципион. Социально-исторический роман. Том 1

— Друзья, из ваших слов я делаю вывод, что вы доверяете мне войну в Африке?

Поспешные возгласы дали ему безусловно положительный ответ.

— В таком случае, как я понимаю, — продолжал Публий, — завтра вы покинете меня, чтобы незамедлительно доложить о результатах проверки в Риме?

Тут сенаторы несколько замешкались, давая знать о своем желании в полной мере насладиться гостеприимством проконсула и чудесами провинции.

— Слишком много у тебя здесь любопытного, Публий Корнелий, хотелось бы подробнее изучить твои достижения, — выразил один из них общее мнение.

— Но есть ли у нас время для этого? Может ли в душе римлянина теперь быть место любопытству? — с нарастающим волнением заговорил Сципион. — Возможно ли думать о чем-то постороннем сейчас, когда Пуниец топчет нашу землю? Пусть не горят Кампания и Лаций, африканцы грабят лишь презренный Бруттий, но они в Италии. Враг уже не душит нас за горло, но держит за ногу; свободнее ли мы стали от того? Убийца десятков тысяч граждан безнаказанно разгуливает по нашей стране и поступью своею тревожит души мертвых, не давая им покоя и в могилах. Их стоны, сливаясь с голосом родной земли, взывают к нам с мольбою решающей победой придать завершение и смысл их прерванным жизням, с небес нисходит возмущенный гул богов: все вокруг пепелит нас гневным взором, позор угнетает нашу честь. Долг перед Отечеством, перед живыми, мертвыми и бессмертными владеет духом любого римлянина, оттесняя глубоко на дно его души все прочие интересы, бесславие закрывает солнце, грязной тенью черня радость жизни. Каждый день бездействия сгущает тучи мрака в наших душах, мы несем в себе боль тысяч соотечественников, она язвит нас днем и ночью. Такая ноша тяжелей любой войны. Так сбросим этот груз на африканский берег, омоем раны Италии славой победы, и очистимся сами, ибо мы не можем считать себя людьми, пока не станем гражданами, но не сможем быть гражданами, пока не освободим Родину!

Такая речь загадочным образом гармонировала со зловеще-величавым мерцаньем факелов в ночи, являя таинство единенья духа природы с вдохновеньем человека. Каждый из сенаторов, глядя в этот момент на полководца, невольно вспомнил бесчисленные слухи о его божественных озарениях и взаимосвязи с Юпитером.

После паузы, наполненной многозначительной тишиной, Сципион мягко сказал:

— Не теряйте времени, друзья, оно нам пока не принадлежит, завтра же отправляйтесь в Рим. Потом я вам покажу вдесятеро больше, чем теперь, у нас будет праздник, но тогда, когда мы его заслужим.

Вечером, несмотря на усталость, Публий пригласил в свой кабинет претора, чтобы обсудить организацию похода. Их совещание длилось до полуночи. Помпоний всегда тяготел к лагерю Корнелиев благодаря родственным связям, в качестве их сторонника он выдвинулся в магистраты, а теперь Сципион расположил его к себе не только как политика и родственника, но и как человека. Поэтому Помпоний всемерно старался помочь Публию и с готовностью поддержал товарища во всех вопросах, касающихся их взаимодействия, будучи в свою очередь горд отведенной ему ролью руководителя тылового обеспечения предстоящей великой операции. Лишь в третью стражу, когда у них уже не осталось сил на государственные дела, они заговорили на темы частной жизни. Марк поведал Публию новости светской хроники и рассказал о его семье.

Помпония за последний год особенно постарела и ослабла. Но она просила передать сыну, что обязательно доживет до его победы. Зато Эмилия чуть ли не с каждым днем расцветала все ярче. Роды не отразились ни на ее внешности, ни на здоровье, и хотя сын, получивший по давней римской традиции, ныне узаконенной, имя отца, слишком часто болеет, молодая мать не теряет оптимизма. На людях Эмилия всегда появляется во всем блеске своей красоты и аристократической изысканности, постоянно помня, чья она жена, что дало повод недругам Сципиона упрекать ее в надменности, сравнивая с самой Клавдией, дочерью Аппия Цека. Причем, как истинная римлянка, она не терпит бездействия и доступными ей средствами сражается за дело мужа. И когда фабианцы повели заочное наступление на Сципиона, Эмилия образовала своего рода коллегию матрон, где вела политическую агитацию и, подчиняя себе умы сенаторских жен, воздействовала на мужей.

Утром Сципион проводил столичную делегацию на квинкверему Минуция Терма, которая при благоприятных погодных условиях должна была доставить сенаторов до самой Остии, а в противном случае — высадить их в подходящем месте на побережье Италии. Когда флагманский корабль и сопровождающая его эскадра скрылись за выступом береговой линии, Публий повернулся лицом к городу, посмотрел на каменистую вершину Эпипол и ощутил в душе опустошение, унылым образом подобное безжизненному пейзажу господствующей над Сиракузами горы. Столько сил потрачено и всего лишь для того, чтобы отстоять право приступить к настоящему делу!

Клубок отмирающих переживаний и забот тяготил его, как нарыв. Требовалось возможно скорее избавиться от него и расчистить место новым мыслям. Для этого необходим отдых. Он побрел во дворец.

Предаваться безделью Сципион не умел и в качестве отдыха занялся второстепенными, повседневными делами провинции. За этой суетою к следующему дню у него будто сам собою, а реально — в результате скрытого внутреннего напряжения и концентрации духовных сил, вызрел план дальнейших действий, который он без промедления начал приводить в исполнение. По его приказу со всей Сицилии стали собирать продовольствие и прочее снаряжение для армии и доставлять в портовый город Лилибей, туда же во множестве были отправлены и грузовые суда. Сам Сципион еще раз осмотрел предназначенных для экспедиции солдат и, отобрав из них не более половины, лучших, по его мнению, велел им готовиться к походу.

При комплектовании войска Публий старался сочетать вместе пожилых и молодых воинов, прославленных и новичков, темпераментных и спокойных, лихих и тщеславных с расчетливыми так, чтобы создать подразделения, за счет разнохарактерности заряженные внутренней энергией, и колдовал над ними, как халдей над своим зельем. Особое внимание при этом, естественно, уделялось подбору офицеров. Если уж Сципион всех центурионов знал поименно, то военных трибунов и легатов он и подавно изучил досконально, наблюдая за ними в ходе бесчисленных маневров. Однако, следуя давно выработанному правилу, Публий, оценивая людей, пытался представить их поведение в экстремальной ситуации, так как ярче всего человек проявляется именно в критический момент, на изломе судьбы, и с помощью такого своеобразного мысленного моделирования иногда приходил к любопытным выводам. Впрочем, при выборе офицеров приходилось учитывать и немало дополнительных факторов: родственные и дружеские связи кандидатов, симпатии к ним не только солдат, но и народа в Риме, и многое другое. Тысячи нитей связывали войско с Италией, и, привлекая к себе в штаб чьих-либо сыновей или племянников, Сципион обеспечивал покровительство своим замыслам видных сенаторов в столице. Так при нем оказалось даже двое молодых Фабиев.