Алексей Эйснер - Человек с тремя именами: Повесть о Матэ Залке

В упорных и все ожесточающихся боях, предваряемых непрерывными бомбежками, франкисты, хотя с каждыми сутками медленнее и медленнее, однако все же продвигались и постепенно сжимали кольцо вокруг города на дальних подступах. В первых числах ноября они ворвались в прилегающий к столице старинный парк Каса-де-Камно, за которым расположился Университетский городок, а на другом участке проникли в рабочее предместье Карабанчель. Несколько испанских бригад, сформированных так называемым Пятым полком, который представлял собой военную организацию Коммунистической партии Испании, вместе с бригадой карабинеров, обычно несущих охрану границ, и отдельными батальонами штурмовой охраны, неся огромные потери, сдерживали противника, но подавляемые его авиацией и многократным превосходством в артиллерии, остановили его лишь у стен Мадрида. Завязалось решающее сражение за него. У обороняющихся недоставало не только пулеметов, но и винтовок, не хватало и людей.

Неожиданное появление такого подкрепления, как Одиннадцатая, окрылило защитников города и оказало не только психологическое воздействие: около двух тысяч идейных бойцов, ведомых опытными командирами-фронтовиками, значили в этот момент очень многое. Их немедленно послали контратаковать в Каса-де-Кампо, где они сбили кадровых франкистских солдат с занимаемых ими позиций. Но после налета «юнкерсов» и получасовой артиллерийской подготовки на Одиннадцатую послали вдвое превосходящие силы, половину которых составляли марокканцы, и ей пришлось отойти. Вскоре она, однако, оправилась и опять кинулась в бой. И хотя через некоторое время ее снова потеснили, все же интеровцам удалось удержать часть парка.

Распространенные европейской и американской печатью вести об этом воскресили в сердцах всех, сочувствующих республиканцам, угасшие было надежды на счастливый поворот событий. Среди же бойцов новых формирующихся интербригад даже частичный успех Одиннадцатой укреплял веру в свои силы и убеждение, что Мадрид удастся отстоять. И уже через несколько дней появилась под ним Двенадцатая.

Так с боя в Каса-де-Кампо началась славная история интербригад в испанской войне, завершившаяся лишь вместе с концом Республики и разоружением ее бойцов при переходе французской границы.

«Интернациональные бригады прошли большой и сложный путь. Особенно велика была их роль в первое время — в ноябре — декабре 1936 г. под Мадридом, в феврале 1937 г.— в районе Харамы, в марте 1937 г.— под Гвадалахарой. В дальнейшем, но мере того как укреплялась и росла испанская Народная армия, удельный вес интернациональных бригад, естественно, падал. С весны 1937 г. они стали пополняться испанцами, число которых все время росло»[ Прицкер Д. П. Подвиг Испанской Республики 1936—1939. М. 1962, с. 365.].

Но никак нельзя забывать, что самой первой на помощь Испании пришла строго законспирированная, не упоминавшаяся в сводках, не имевшая никакого номера и не носившая чьего-либо вдохновляющего имени еще одна интербригада, без которой вряд ли было б возможно сколько-нибудь длительное сопротивление гитлеровской и муссолиниевской интервенции. Именно эта бригада сопровождала, собирала и повела затем доставленные морем пушечные танки и легкокрылые истребители, прервавшие безнаказанное разрушение испанских городов. Это на ее советников опирались, принимая решения, вышедшие из народа неопытные республиканские командиры, и это ее моряки и проводники обучали обезглавленный флот искусству конвоирования прибывающих под разными флагами грузов. И чудом стойкой обороны Мадрида страна обязана в равной степени как гордому противостоянию мадридцев и республиканской армии, так и помощи интербригад, в первую очередь той, без номера.

Не следует думать, что франко-испанская граница тогда пересекалась так легко, как преодолели ее в опустевшем вагоне трое неизвестных, из которых двое считали третьего парижским шпиком.

В октябре масса волонтеров, достигавшая ста и более человек в каждом вечернем поезде, идущем на Порт-Воу, высаживалась в Перпиньяне. Так как на недавних парламентских выборах во Франции победил Народный фронт и от центра этой провинции в палату депутатов был избран социалист, то прибывающих в Перпиньян принимали с восхищенным, хотя и конспиративным, гостеприимством. Ради соблюдения требования лондонского Комитета по невмешательству граница для оружия и едущих сражаться в Испанию была официально закрыта новым правительством, возглавляемым социалистом Леоном Блюмом. И, несмотря на то что не слишком формальное отношение к этому запрету скорее приветствовалось, чем наказывалось, все же многое зависело от взглядов и даже настроения охраняющих ее в тот или иной день жандармов. Поэтому, пока привилегированные пассажиры с правдоподобными документами комфортабельно доезжали до полуразрушенного перрона Порт-Boy, большинство волонтеров проводили ночи и дни на соломе, в предназначенном к сносу, лишенном электричества и воды, а также и оконных рам бывшем перпиньянском госпитале, ожидая смены недоброжелательного пограничного батальона более покладистым. И тогда каждые полчаса из госпиталя выезжал роскошный туристский автокар с пассажирами, выдающими себя за возвращающихся на страдающую родину испанских граждан, что доказывалось выписанным местным консулом Испании коллективным паспортом с выбранными наугад из барселонской телефонной книги тридцатью или сорока каталонскими фамилиями. Случалось, впрочем, что сидящие в автокаре пересаживались за тюремную решетку, присоединяясь к пытавшимся на рыбачьих баркасах попасть в Испанию морем, но задержанных бдительной береговой охраной, пока вызванный из Парижа здешний депутат не добьется их освобождения. Но, чем дальше шло время, тем труднее становилось преодолевать границу и вес большее число добровольцев независимо от возраста и состояния здоровья вынуждено было ночами пробираться через Пиренеи контрабандистскими тропами, а с 1937 года они стали единственным путем для желающих принять участие в войне.

После Перпиньяна в купе осталось только два пассажира. Поездной грохот от этого, казалось, лини, увеличился, а опустевший вагон еще сильнее стало бросать из стороны в сторону.

— Гремит, будто жестянка из-под консервов, привязанная скверными мальчишками к хвосту бродячей собаки. Да и несется с такой же обезумелостью,— произнес по-русски один из двоих.

— Скорей похоже на стрельбу пулеметного взвода во время маневров. На них всегда больше, чем в настоящем бою, стреляют. Нам теперь такое сравнение ближе,— с легким, как будто кавказским, акцентом отозвался второй.