Александр Башкуев - Призвание варяга (von Benckendorff)

Обстановка на семинаре была весьма вольной. Речь Барклая встретили как оглушительным свистом с проклятиями, так и — громом оваций. Если такое творилось на первом семинаре — вообразите, как разошлись участники к концу работы!

(Впрочем, идеи Барклая — дело будущих войн. Пока цена штуцера сравнима с ценой на обычную пушку, а "длинный штуцер" (он же — "винтовка") не способен сделать более выстрела в полчаса, — все это теория, не имеющая прямого отношения к практике. Однако, — отдельные чудовищно богатые страны (вроде правления матушки) способны вооружить новейшим оружием пару-другую элитных полков. Но это — иной разговор.)

На другой день после долгой метели разошлись тучки, на небо выкатилось милое солнце и везде по-весеннему загремел тающий перезвон. Было раннее утро и я как раз собирался на учебные стрельбы. В ночь выпал снег, и теперь он весело поскрипывал под сапогами. Я проверил коня, потрепал его морду и уже хотел ехать, как сзади меня окликнули:

— Саша!" — я обернулся. За всеми разговорами, да знакомствами я и не заметил, как к университетским казармам подъехали санки, из коих вышла высокая, стройная женщина.

Подходя ко мне, она расстегнула ворот огромной собольей шубы и я чуть не зажмурил глаза от сияния. Вся шея, уши и грудь красавицы были увешаны каменьями с ноготь и яркое весеннее солнышко играло в них, как у малышей в зажигательной линзе.

Я на минуту закрыл глаза, пытаясь вспомнить, как я представлял себе эту встречу… Не вспомнил.

Когда я уезжал, сестрица уже выросла с истинную валькирию, но… в чем-то еще была девочкой. Теперь ко мне по рыхлому снегу бежала прекрасная…

Я поймал ее на руки, закружил на весеннем снегу… Она бессмысленно улыбалась. Потом мы принялись целоваться…

Я опомнился от тихого покашливания моего верного Петера. Славный телохранитель еле слышно сказал:

— Мы проводим Вас в келью, милорд… Миледи… Тысяча извинений за то, что прервал Вашу встречу — двух родственников.

Сестра моя улыбнулась, точно блаженная. Она чмокнула верного Петера в лоб и с подковыркой спросила:

— А тебе, мой кузен, не все равно, что мы сделаем вдвоем в этой келье? Ведь и ты — ревностный лютеранин?!

Латыш, пожав плечами, чопорно отвечал:

— Не мое дело знать дела кузины с кузеном. Раз мой брат выше меня по рождению, он подымет меня на свою высоту, я ж — отстою ее от любых посягательств. В том числе — злых языков.

Мне ж выгодно, чтоб он не чокнулся от Любви. А — к кому, и как на то смотрит Церковь, — не моего ума дело…

Я слушал сие, раскрыв рот. Я знал, что порой — забываюсь. Но раз на то мои люди уже составили свое мнение…

Доротея немного смутилась и чуточку раскраснелась от таких слов, но, склонившись ко мне, прошептала мне на ухо:

— Ты и вправду готов преступить все Законы со мной? Даже и — нашей Религии?

В голове у меня помутилось. Пять лет назад я уже кидался в сей омут и заплатил за сие годами невзгод и скитаний. Теперь…

Я поцеловал родную сестру прямо в рот:

— Разумеется. Я Люблю Тебя!

Я не люблю шлюх, или "клюкв". Получишь свое, а потом и денег жалко, и такое чувство, как обмарался обо что непотребное. Такая на теле грязь, что только в воду и — скоблиться до кости!

Во всех Законах прописано, что — жить с сестрой еще хуже и в сто крат порочнее. Наверное — так.

Мою сестру звали "шлюхой". Она официально была не только моею любовницей, но и женщиной: Герцога Веллингтона, Маркиза де Талейрана и Князя фон Меттерниха. Каждого из троих она обобрала, как липку и по всеобщему мнению стала самой дорогостоящей "девкой" новейшей истории. Наверное — так.

Только… На мой взгляд женщина становится шлюхой в тот самый миг, когда глаза ее умирают. Что-то изменяется у нее там — внутри, какая-то химическая реакция и глаза — сразу тускнеют, а изо рта в миг поцелуев вдруг тянет — тлением…

Я стараюсь не спать с этакими… Об них… Пачкаешься.

Я не знаю, когда происходит сей страшный момент. Иная вот — окажется под армией мужиков, а — не шлюха. Другой довольно не переспать — просто поцеловаться с противным ей человеком и от нее разит шлюхой за тысячу верст!

Однажды я спросил Дашку, — почему она не прервет связи со мной? Ведь иные меня кличут: "шпионом", "убийцей", иль — "провокатором". На это она отвечала:

— Люди, не зная того, поступают по твоей Воле, думая, что живут по своей. За это они — ненавидят и боятся тебя.

Но это же и есть — Квинтэссенция Власти! И я чуяла, что ты в сущности — кукловод, дергающий в темноте за веревочки. И я всегда хотела стать такой же, как — ты! Ибо это — то самое, что не купишь за Деньги!

Потом тебя вдруг не стало… И люди, не зная того, стали плясать под мою дудочку! И я стала… Чудовищно одинока.

Ты — единственный, кто может понять меня и все мои чувства. Мы — дети одной матери. Я — это немножечко ты!

Ты — резидент, я — твой агент. Ты — сутенер, я — твоя шлюха. Ты "кот", я — твоя девка. Давай будем Честными сами с собой…

Родители дали нам с тобой все: Ум, Честь, преклонение подданных, знание языков и понимание того, что творится в голове собеседника… Они подарили нам Деньги. Кучу Денег. Безумное море Денег… И что теперь?!

К чему нам стремиться?! Тебе интересно задрать подол новой латышке? Тебя, небось, уж тошнит от доступного мяса!

А может, — тебя заводит спустить штанишки смазливому "Виоле-Цезарио"? Но — нет! Ты — не по мальчикам… Уж мне ли не знать — на что направлены твои… гнусные помыслы!

Так ради чего ты живешь? Наступит день и я буду жить ради моих малых деточек. Хочу, чтоб они были у нас с тобой — общими. Я хочу забеременеть от тебя…

Ибо ты — единственный, кто по настоящему любит меня. (Для остальных же я — вроде приза. Этакий особый трофей — на стенку!) И наконец… У нас с тобой "проклятие Шеллингов", — я физически не могу родить не от родственника…

Пока ж… Мы оба пытаемся не сдохнуть со скуки… Тебе по сердцу выжить в очередной катавасии, мне — покорить нового, самого завидного и недоступного мужика!

Все "наши" всегда изумляются, — неужто можно так сходить с ума друг по другу?! Даже… в шестьдесят лет. Как видите — можно.

Когда мы встречаемся после долгой разлуки, — недели две-три у нас что-то вроде "медового месяца". Мы способны вообще не вылезать из постели и говорить, говорить, говорить…

Я люблю мою Маргит. Это — моя жена и мать моих доченек. Этим все сказано.

Я любил "Прекрасную Элен" — Нессельрод. Не будь ее — мне никогда не сформировать моей политической партии. В беседах с Элен (да — в нашей общей постели!) я осознал сам для себя Мою Миссию и все те Ценности, кои я теперь защищаю.

Я любил милую Ялечку. Это — единственная, с кем мне было хорошо и покойно. С ней у нас был — наш Дом…