Александр Башкуев - Призвание варяга (von Benckendorff)

Сие — азбука "политических устранений"…

Как видите, — это сработало и в контрразведке. Масоны решили, что я второй Калигула, или — маркиз де Сад и не придали значения происшедшему. Зато офицеры дяди моего Аракчеева смогли уже не торопясь, "с расстановкой" "выдавить" из двух пленников столько, что те и не думали, что они сие знают!

Потом мы "внедрили" в масонский круг наших людей — присланных якобы прямо из Франции на замену погибших… Слово за слово. Дело за дело. Постепенно мы "раскрутили" всю их "сеть" здесь — в Империи…

К маю 1812 года следствие завершилось и результаты его легли на стол Государю. Самым главным из них стало то, что в День Празднования Святой Пасхи в подвале Немецкой Церкви в Санкт-Петербурге должен был быть заложен заряд…

Как вы знаете, — Пасхи — Православная с Европейской отличаются на пару недель и Государь в Европейскую Пасху шел в Немецкую Церковь "инкогнито" сопровождать свою матушку. Урожденная Принцесса Вюртембержская обязательно посещала именно Немецкую Церковь — именно в день Европейского праздника Пасхи. И Государь, как почтительный сын — всегда провожал свою мать…

По плану заговора, — в миг посещения Церкви должен был грянуть взрыв и Государь — даже если бы и остался жив от ударной волны, погиб бы раздавленный обломками Церкви.

Считалось, что после этого — русский народ осознал бы, что Государь "справлял Пасху не на русский манер" и не стал бы особо преследовать заговорщиков. Масоны думали, что убийство не в День Православного праздника Пасхи не так уж и всколыхнет шибко религиозный народ…

Когда Государь узнал о сием…

Но я хочу соблюсти хронологию и об этом чуть позже.

Чтоб все было немного понятнее, — напомню еще раз о том, каким "зверским" способом были повешены мои пленники.

Я, когда был у Гумбольдта во Франции, случайно узнал, что сие неспроста: у славян, балтов и финнов на сей счет есть сходные мифы.

Мы верим в Велса — покровителя Дождей и Болот, а на Руси в Новгороде, Пскове и Ладоге по сей день верят в Мокошь — хранительницу Озер, да Болот. Ее еще зовут — "Параскевой Пятницей" и изображают повешенной женщиной с закрытым чем-то лицом и босыми ногами. По сей день в русских церквях этих мест колокольные языки льют в виде босых женских ног…

Гумбольдт мне говорил, что возможно здесь причина спутана со следствием: бунтовавшие латыши с ливами вешали пленников, принося языческую жертву Велсу — Мокоше, а уж католики нарочно калечили ноги бунтовщикам, чтоб "оградить их от скверны". Или — наоборот. А в итоге сложилась нынешняя традиция. Кстати…

В отличие от иных мест, — в Лифляндии и Эстляндии практикуется "мягкая петля" с особой прокладкой, сберегающей сонную артерию и блуждающий нерв. Казнимый должен умереть именно от "нехватки воздуха", а не от чего-то еще. И в то же самое время — не применимы удавки с гарротами.

Гумбольдт на сей счет даже написал особенную статью, утверждающую, что здесь мы имеем дело именно с языческим верованьем о "Повелительнице болот": жертва должна умереть от недостатка воздуха, без людской помощи и — к тому же от холода.

Сие соответствует страшной смерти в болотной трясине, — в ней нельзя утонуть, не совершая движений — ежели вы поместите мертвый предмет на поверхность болот, он пролежит там до скончания века… Но пока еще живой человек — обязан дышать и с каждым вздохом он погружается все глубже и глубже…

Всякий народ имеет свои особые казни. Мы — дети Велса, даже казним, как живем — медленно, долго и безразлично… Так моросит долгий дождь в конце осени. Вы можете захлебнуться, сойти с ума, а он все так же будет сыпать и сыпать… Не быстрей, и не медленней, чем положено.

Иные думают, что я должен был бы взбунтовать мой народ, поднять его на Войну против русских, но сие значит, что они не понимают Лифляндии. Это дикие горцы пусть восстают и захлебнутся собственной кровью в борьбе с гигантской Империей. Я же — лив. И у меня свои — методы борьбы с Оккупацией.

Метод утопления в гигантском болоте. Метод бесконечного осеннего дождика…

А здесь я хотел бы обратить ваше внимание на то, что Аракчееву я передал двух "казненных", а от казни спас трех.

Третьим был тот самый "Ученый", кто водил нас за нос уж столько лет…

Когда его сняли с виселицы, он был уверен, что его ждут совсем уж адские муки. Он, разумеется слышал — как и от чего умерли четверо из его товарищей по несчастью и ждал теперь что-то особенно иезуитского.

Я же приказал его приодеть и пригласил за наш стол — к нам на ужин. Нас было трое, — я, он и Маргит.

Будущая жена чуть не рухнула в обморок, когда я представил ей нашего сотрапезника. Она в первый миг не могла осознать, — зачем я сделал сие?

Она даже вскрикнула:

— Так это… Это был — ПРОВОКАТОР?!

Несчастный аж поперхнулся от таких слов. Я же жестом предлагая ему приступить к ужину, пояснил:

— Вот именно это и будут теперь про вас говорить… Нет, Маргит, это — не провокатор. Это — великий Ученый, а еще вернее — Учитель. Он умеет разжевать иным ученым все так, что они сами понимают свои результаты…

Ежли бы я казнил Вас, я б пошел против Господа… Я мечтаю о Развитьи Культуры в этой стране и убивать Учителя за его Убеждения… Нет, — за сие меня покарал бы Господь!

"Ученый" удивился. Поднял бровь, а потом, чуть махнув рукой, разломил хлеб и набросился на еду. По всему было видно, что его сейчас мучит голод, а обо всем остальном он решил поразмыслить как-нибудь в иной раз.

Когда он немного насытился, я сказал:

— Я хочу объяснить вам — вашу позицию. Ваши товарищи умерли страшною смертью и пред тем были мучительно пытаны. Я нарочно приказал перед казнью раздеть вас всех догола, — через много лет кто-нибудь да припомнит, насколько были заметны раны с ожогами на телах прочих, а ваша кожа — не пострадала.

Возвращенье в Европу для вас отныне заказано. Сами решайте, как теперь быть — но помните: я знаю, что Соловьи не Поют в стальных клетках. Ежели вы согласитесь с моим предложением, я предоставлю вам Свободу неограниченную и даже — положу известное жалованье.

За это вы… Будете просто учить. Учить детей и студентов всему тому, что вы Знаете и во что вы Веруете…

В этот миг Маргит ахнула, а визави прервал меня, подняв руку и отчаянно замотав головой:

— Я не Верю Вам! Вы знаете — во что Верю я и я не смогу Учить чему-то иному… Но Вы же убиваете нас, якобинцев, за то, — во что мы Веруем!

Мне тяжко было ответить на сей вопрос, но…:

— Нет. Я убиваю Вас не за это… Я сам Верю в Свободу, Равенство, Братство ибо — Родина моя Несвободна, жители ее Неравны — пока у нас в быту Рабство, и… я — Еврей и не считаю, что мой народ хоть чем-нибудь лучше, иль дерьмовее прочих…