Александр Башкуев - Призвание варяга (von Benckendorff)

Как бы там ни было, — мои кишки, печень и почки по сей день страдают от последствий сего отравления и я пуще прежнего слежу за едой. Кстати, — одним из самых "пользительных средств" зарекомендовало себя рижское пиво — Боткин велел пить его не меньше трех литров в день, чтоб яд быстрей выходил из меня и сие, на мой взгляд, меня отчасти спасло. Мои товарищи по несчастью не имели "армейской закваски" на сей счет и последствия отравления для них сказались много хуже.

По сей день я почитаю обыденным "принять" перед сном две-три кружечки темного рижского и по сей день — пока жив. А вот они…

Ежели вы не знали того, — мышьяк "выходит" из организма долгие годы и по сей день в моих выделениях столько же мышьяка — как и в свежих трупах при экспертизе на отравления.

Мой случай включен во все медицинские антологии, как пример чудовищной "толерантности" к столь страшному яду…

Я же вижу в сием — Божью Волю, с Наследственностью.

Мои мать, дед и прадед "баловались" с разными ядами и на мой взгляд я с первого дня моей жизни мог перенести большие дозы, чем все мои сверстники. А мои несчастные братья и сестры, не имеющие подобного дара умерли во чреве моей милой матушки. В дни ее студенческих опытов… "Лютый северный ветер выдул из обычных людей — древних викингов.

"Баловство с ядами" моей матушки — спасло меня в этот раз. Может быть, оно же дало мне излечение и от опиумной зависимости… Все, что Господь ни сделает — все к лучшему!

Как бы там ни было, — я на десять дней оказался прикован к постели, а у моего ложа дежурила Маргит. Она поила меня пивом и молоком и кормила взбитыми яйцами. Кормила и плакала, — "В кого ты такой уродился?" "Зачем тебе больше всех надо?!

Я никогда не мог ответить на сей вопрос. Правда, и Маргит перестала его задавать — в дни Войны, чудовищного Наводнения, иль моей глупой Выходки против Турок Маргит только вздыхала, сидела возле моего ложа, да — держа меня за руку, молила Господа, чтоб он и на сей раз пощадил ее "бестолкового идиота"…

Я знаю — она гордится мной после этого. Девочки мои растут при сознании, что их отец — чем бы ни пришлось ему заниматься, любим их матушкой и — всегда ею оправдан. А что еще нужно для Семейного Счастья?

Так вот, — пока я лежал, да метался в бреду, мне не давала покоя странная мысль: чем разрушить кристалл мышьяка? Почему-то сие для меня было мучительно важно. Я понимал, что мы его уничтожили, мы "расчистили" трубу холодильника, но…

Что-то не давало мне спать. Когда я приходил в себя, я вызывал к постели ученых и мы обсуждали — как образуются эти кристаллы, почему их не было раньше и…

Сие выглядит странно, но ни один из моих собеседников не пришел к открытию, лежавшему на поверхности… Возможно, — им не пришло в голову "совместить" несколько совершенно разных проблем. А вот мне…

Однажды, когда отравление чуток отступило, а я, наконец, смог нормально заснуть, мне приснилось, — как мельчайшие частички металлического мышьяка взлетают "не тая" из "родительской колбы", летят по страшным черным изгибам бесконечного холодильника… Им становится страшно, невыносимо холодно и они, как сверкающие большие снежинки, ложатся на что-то сине-зеленое.

Я сам — большая снежинка и мне — тоже холодно. И прочие хладные кристаллические тельца ложатся поверх меня и мне не в силах выбраться! Они ложатся на меня гигантскою массой и мне нечем дышать… Я хриплю, мне не хватает воздуха… Воздуха… Кислород, дайте мне кислород!

Меня разбудила из этого кошмара Маргит. Она, страшно напуганная, растолкала меня и, тряся, да растирая мне щеки, с ужасом стала спрашивать:

— Что с тобой? Тебе нечем дышать?! Почему ты кричишь — "кислород"?! Что с тобой?!

Я, еще до конца не придя в себя, простонал:

— Я вообразил себя молекулой мышьяка… Мне не хватило воздуха. Я…

Я толчком сел в своей собственной кровати. Я уставился в кромешную тьму. Я спросил Маргит:

— Где мои вещи? Мне нужно немедленно в лабораторию. Который час?

На часах было шесть утра. За окном — кромешная зимняя ночь. Под всхлипы и робкие протесты Маргит я быстро собрался и побежал в мою личную лабораторию.

Там я стал собирать некоторое подобие нашего холодильника с охлаждением "крепким рассолом" и снегом с солью. Я даже распахнул буквально все окна, чтоб в комнате стало еще холодней! Затем… Затем в лабораторию повалили ученые, кои с интересом стали наблюдать за моими манипуляциями.

Кто-то спросил:

— Что с тобой?

— Есть идея. На холоду мышьяк испаряется, не переходя в жидкую фазу. Я не знаю температуру, иль — условий подобного перехода, но мне кажется, что это — так! И еще мне кажется, что в вакууме мышьяк в отсутствии кислорода образует прочный кристалл, не растворимый известными растворителями. И ежели его окислять, он дает не основной, но — кислотный окисел, коий не должен взаимодействовать с гремучею ртутью!

Вообразите себе, — вакуумною возгонкой мы сможем создать пленку металлического мышьяка, не дающего металлооксид! А это и есть — сухой капсюль!

Мои слова вызвали эффект разорвавшейся бомбы. Люди сгрудились вокруг меня и моей, на глазах создающейся, установки. Наконец, я поместил медный листок с гремучею ртутью в "переохлаждаемую" точку моего "холодильника" и на наших глазах стала расти мышьяковая бляшка.

Дрожащими руками мы вынули первый листок из моего "самопального" аппарата. Ребята изо всех сил попытались "отскрести" бляшку разными скребками и щеточками. Потом полили бляшку водой. Наконец, ее поместили в особую ступку и сбросили на нее дробинку свинца…

Грохнул маленький взрыв.

Когда утихли первые крики восторга и радости, кто-то, перебивая всех, закричал:

— В воздухе много углекислоты! Воды — недостаточно! Полейте ее кислотой, черт побери!

Под нарастающее общее возбуждение сделали второй образец. Обработали его кислотой. Ступка, свинцовая дробь, — новый взрыв! Кто-то закричал:

— Качать Сашу! Качать!" — а Маргит уцепилась за меня ручками и кричала в ответ:

— Да вы с ума все сошли! Он же — больной! Он весьма слаб!

Но людей уже охватила какая-то эйфория. Новость разнеслась по всем коридорам нашего Университета, все сбежались к моей лаборатории и в толпе только и раздавалось, — "а щелоками пробовали?", "а что если — вместо подложки использовать не медь?", "при какой температуре начинается быстрое окисление?" и прочее, прочее, прочее…

Вы не поверите, — в комнате настежь были распахнуты окна, все стояли с синими от мороза руками, да красными носами и никто не чувствовал холода!

Когда стало ясно, что мы "сделали сухой капсюль", всякая осмысленная работа в Университете сама собой прекратилась. Все хором повалили в столовую, где попросту — напились, как свиньи, и устроили массовое братанье с "амикошонством.