Александр Башкуев - Призвание варяга (von Benckendorff)

Тогда он в отчаяньи выкрикнул:

— Как ты можешь так поступать со мной?! Что я тебе сделал?" — смертная мука исказила его лицо.

Я рассмеялся и отвечал:

— Ты кузен мой, а я ни разу не пролил крови родственника. А что до прочего — ты сам виноват: Господь карает тебя, но — не я! Ты клялся мне, что не расскажешь никому о том, что я тебе доложу и оскорбил Клятвой Господа и саму Тору! Ты — сын русского приходского священника и — масон, молишься перед черепом, да перевернутым черным крестом… Что тут сказать?!

Ты Предал Веру Отцов и — Любовь Матери, — Русской Церкви — коя тебя вырастила! Извиняй, — Ты сам Виноват!

Брат мой бросился на меня, изрыгая проклятия и хотел драться, но его скрутили дюжие латыши и пинками погнали куда-то прочь. В политическое небытие…

Что же касается прочих… Их тоже погнали куда-то в ночь, в направлении порта… Более их никто не видал.

Свидетели говорят, что кто-то спросил у меня:

— Может быть позвать русских? Нужно же хоть как-то объяснить все!" но я отвечал:

— Народ — глуп. Они разглядят все эти черепа с перевернутыми крестами и подумают невесть чего, а нам же самим придется и защищать сих "темнопоклонников" от ярости невежественной толпы. Сие было уже в дни воцарения Елизаветы, — поляки подняли русских на немцев, — что сие им дало? Ровно то ж самое, что и французским католикам Ночь Святого Варфоломея…

Нет уж… Не будем плодить мучеников, да ненависть к лютеранству. Чрез месяц-другой — большая Война. Казнь одного-двух негодяев в мирное время повод для криков, да либеральных соплей. Смерть тысяч во время Войны — лишь статистика…

Уже после Войны уцелевшие из масонов подсчитали на пальцах, что с вечера Страстной Пятницы до Пасхального Воскресения из столицы пропали более двухсот масонов католического вероисповедания. Главарей мы взяли на их "Черной Мессе", сошек поменьше — вылавливали по домам.

Были свидетели, говорившие, что в ту ночь многих убили "за сопротивление при аресте", — якобы несчастных выводили на лестницу, там раздавался какой-то шум и домочадцы несчастного видели труп с штыковой раной там — под лопаткой. Убийцы при этом на ломаном русском объясняли несчастным, что "пленник вырывался из рук", иль "бросился бежать вниз по лестнице.

Другие же утверждали, что кого-то выводили на улицу и там ударами штыков, да прикладов — заставляли несчастных бежать. А потом — либо забивали прикладами "за попытку бегства", либо — "за неисполнение приказа быстрее идти.

Но все происходило в среде католиков, а в преддверьи Войны с католическим миром сим россказням никто не поверил. А ежели и поверили — по Империи пошел слух, что в столице католики раздували мятеж, чтоб предать всю Империю в лапы Антихриста и, мол, кого-то "чуток побили". И опять-таки общественность Российской Империи была нам весьма благодарна за это. Вернее за то, — что "опять кто-то взял за что-то Ответственность на себя.

Прошло много лет. По сей день числится, что арестованные в эту ночь были вывезены морем в Ригу, там помещены в бастион, а потом — в дни войны якобинский снаряд попал в пороховую камеру бастиона и все взлетели на воздух.

Существует другая версия. Якобы в дни войны мы решили вывезти пленников из осажденного города, посадили их на корабль и тот — налетел на наши же мины в Ирбенском проливе. Все на корабле сгорели заживо, а Адмиралтейство, дабы не признаваться в сем диком казусе, спрятало концы в воду.

Есть еще один вариант. Пленников вывезли, но не в Ригу, а оккупированную нами Финляндию — на Аландские острова. Там всех содержали в окраинной крепости, а в начале войны, когда флот якобинцев взял господство на Балтике, пленники были то ли расстреляны, то ли — померли с голоду, ибо мы не смогли обеспечить острова продовольствием.

Наконец, бытует и совсем уж экзотичная версия, что пленники чрез Финляндию были перевезены куда-то в Архангельск, а оттуда — на кораблях отправились чуть ли не в Англию (их якобы выкупило у России Общество Вольных Каменщиков). В то лето в Баренцевом море ревели шторма и кораблики с пленными отнесло куда-то чуть ли не к Медвежьему острову и там они все и померли от голода, и от холода…

Но самое интереснейшее свидетельство прозвучало в 1826 году от парочки обвиняемых в выступлении декабристов.

Пара эстонских солдат (из католиков Черниговского полка) доложила странную вещь…

Якобы их отец был кочегаром на некоем паровом катере, захваченном нами у шведов в дни войны за Финляндию. Был он, разумеется, лютеранином, но жена его — мать обоих свидетелей, — католичкой. (В Эстляндии никогда не было той религиозной свирепости, как в более южных губерниях, — католики там всегда считались "зависимым меньшинством". За это и — могли жить…)

Якобы за пару дней до той самой Пасхи к ним в порт прибыли латышские егеря и команду с этого катера выстроили для проверки. Егерский офицер предложил всем молиться, а потом собственноручно расстрелял двух эстонцев, когда один из них произнес пару слов по-латыни (а стало быть — выказал себя ненавистным католиком), а второй с перепугу не мог вспомнить "Отче наш" на эстонский манер.

Обоих растрелянных долго держали непогребенными, а егерские офицеры шли вдоль эстонского строя и на очень плохом эстонском ругались и, тряся у всех перед носом оружием, говорили морякам со значением:

— Мы заставим вас выучить ваш же Родной Язык. Не молиться на Родном Языке — Преступление. Не помнить Родной Истории и не любить Родимого Очага — Преступление в сто крат!

В первый миг эстонцы опешили, а потом призадумались и… поддержали во всем егерей. Заговорили сразу же о католиках и егерские офицеры стали составлять списки католиков на хуторах. Отец двух свидетелей сразу же испугался и скрыл от всех, что его жена — католичка. Потом же — всех посадили на катер, прицепили к катеру баржу-конюшню и "пошли" к Санкт-Петербургу.

Глубокой ночью с субботы на воскресенье с берега на баржу загнали много народу. Пленников охраняли особые егеря из личной охраны вашего покорного слуги — Бенкендорфа.

Катер "вытолкал" баржу на середину залива, егеря скрылись из виду внутри конюшни…

Свидетели утверждали, что (по словам их отца) ничего не было слышно, ибо чудовищно грохотала паровая машина эстонского катера. Но даже за всем этим грохотом отцу двух свидетелей почудились частые выстрелы и — как будто, — крики…

После этого все егеря перешли с баржи на катер и народу на нем стало столько, что отец свидетелей даже на миг испугался, что вода перехлестнет за борт, — так посудинка осела в воде.

Но все обошлось, а баржа-конюшня после этого потихонечку погрузилась под воду и многие егеря нарочно держали факела над водой, чтоб заметить не выплыл ли кто. По рассказу отца двух эстонцев — даже заглушили паровую машину и долго вглядывались в темноту, да прислушивались. Но наверх не поднялось даже ни единого пузыря…