Александр Башкуев - Призвание варяга (von Benckendorff)

Я ему в ответ говорю:

— Не волнуйтесь, все будет хорошо, кликните-ка людей и мы все уладим. А приедет Боткин, — он Вас с того света вернет.

Колесников позвал своих мужиков, что были рядом и просил их во всем меня слушаться, а потом и говорит:

— Про Тебя идет слава, что Ты командир — фартовый. Пуля боится и сталь не берет. Если удастся выжить в этой давиловке — сыщи дочь мою — Вареньку и передай ей… Это у меня маменькино, а Варенька у меня — единственная", — я взял у Колесникова крохотный медальончик, повесил его на шею рядом с матушкиным оберегом и поцеловал его в синеющие губы. На прощание.

А потом обернулся к русским и сказал им:

— Братцы, там из-под реки — по Батарее бьют пушки. Надо им пасти заткнуть. Тут нет приказа — лишь по желанию. Берег крутой — обратно не вылезем, а сколько там нехристей…

Мужики с ноги на ногу переминаются и вижу я, — никто не хочет на верную смерть идти. Тут я разозлился, — чего я сих скотов уговариваю, да еще слова князя Тучкова вспомнил и говорю:

— Впрочем, сие ненужно. Москва — никуда не денется, новую отстроим! А я вон — с людьми Васильчикова умирать пойду. Как наши деды — умирали…

Будто искра прошла по мужикам и какой-то унтер потряс перед моим носом грязным — в земле и засохшей крови кулаком:

— Ты, Вашбродь, словами-то не кидайся! Умереть-то мы и лучше пскопских — смогем! (Меж городами испокон веку — вражда.) Айда, братки!

Потом мы построились, я бросил свой штуцер кому-то из латышей и снял китель. Что-то жарко мне стало в тот день…

А затем мы пошли к берегу Колочи и я отчего-то захотел, чтоб все шли в ногу. Я думал, что говорю: "Ать-два, левой!", но сразу поймал себя на том, что кто-то другой — с совершенно чужим голосом хрипло орет: "Айн, цвай, айн, цвае, драй!

А еще мне приспичило, но я не знал, как мне выбраться из тела, чтобы отвалить подальше от солдафона, марширующего на верную смерть по обоженной кровью и порохом черной траве. Тут был обрыв и я прыгнул вниз, вернее прыгнул этот маньяк, а мне пришлось прыгать следом, потому что он не оставил мне выбора.

Врагов было много, но они не ждали, что мы посыплемся на их головы, и нам с тем идиотом удалось прирезать пару ублюдков, прежде чем они успели нагадить от ужаса. Тут и завертелось.

Только когда какие-то из лягушатников выкарабкались на обрыв реки, их командованию стало ясно, что внизу происходит и вернулись драгуны. Первые из них взяли за моду прыгать прямо на наши штыки и от этого тут внизу сразу стало совсем тесно и грязно. Если из человека вываливается столько дерьма, вообразите, что высыпается из брюха лошади. Нос зажимай!

Долго, конечно, продолжаться это все не могло и очередной саксонец, прыгая со своей лошадью прямо на меня, здорово полоснул саблей мне правую ногу.

Кровь хлестнула розовым облаком. Ублюдок думал, что дело сделано и обернулся, а я пустил ему кишки за эту невежливость.

Но кровь хлестала из меня, как из резаной свиньи, так что я принужден был спиной опереться на берег реки и уцепиться за него рукой. Силы быстро оставляли меня, а правая нога превратилась в пульсирующую гирю, тянущую меня вниз.

Тут очередной драгун, спрыгнув вниз, заметил меня и понесся, подымая кобылу, чтобы удар был пожестче.

Его сабля описала в небе бесконечную, ослепительно прекрасную дугу и понеслась вниз — прямо в мои глаза, кои я прикрыл "Хоакиной"…

Последнее, что я подумал, — мальчишка — молод и не знает рубки. Его кобыла перебирает ногами и потому удар будет в землю — в полвершке от моей головы. И тут…

Я, верно, — сын Велса, ибо лошадь драгуна шагнула в какую-то ямку, провалилась в нее ногой, разбрызгивая жижу и грязь, и в последний миг юноша дернулся, пытаясь удержать равновесие!

Вражья сталь, отбросив почти бессильную "Хоакину", врезалась в мою голову и от нестерпимой боли и сознания того, что — убит, я закричал:

— Мама!" — и жизнь в миг пролетела передо мной.

А потом я — умер.

Из журнала графини Элен Нессельрод.

Запись весны 1840 года.

Я сбился на рассказ о себе, но многие спрашивают: "Почему Вы бросили Ригу"? Ведь сие — "Золотая жила на Балтике"?!

Рига — единственная в Империи "перворазрядная крепость" с полным комплектом фортов с бастионами, "прибрежными батареями" и Цитаделью. (В прочих губерниях не было моей матушки и — ее денег!)

Ежели б Рига имела вволю защитников, сие была б — "абсолютная крепость", кою можно было б разрушить, — разве что Землетрясением! Но кое-кто не хотел пускать сюда русских, а своих сил, увы, — не было.

Захоти Бонапарт взять сию крепость, он согнал бы сюда инженеров с саперами и выкурил нас из фортов с бастионами.

Но он не двинул сюда ни единого инженера, — стратегия Бонапарта зиждилась на разгроме "живой силы противника". Взятие ж крепостей типа Рижской — с огромными людскими потерями в планы его не входило.

Наполеон не Суворов — ну… попробую объяснить.

Вообразите себе, что вы — полководец в стране, где писали Вольтер и Руссо, Дидро и Мольер… У вас прекрасная артиллерия, а заводы тысячами штампуют пушки, да готовят к ним порох. Попробуйте после этого взять Измаил с большими потерями!

Да ваши же бумагомараки — съедят вас заживо! А местные Бомарше обольют грязью так, что — вовек не отмоетесь.

Теперь вы — опять полководец. Но в стране вашей пушки из "рыхлого чугуна" и потому — "непрочны" и чудовищно тяжелы. Порох, конечно же, производится, но хватает его на две стрельбы в год. По три выстрела на солдата. И — все.

Зато солдаты у вас — особенные. Это — рабы. Жизнь их не стоит вообще ничего! Зато за каждую "утраченную" из сих "рыхлых" пушек — старшие офицеры идут под расстрел.

Ну, — нет у страны вообще "добрых" пушек! Не произвели — не придумали! Ну, — не знают пока ваши ученые, что такое "легирующие добавки", да как при их помощи получать "оружейную сталь"! (Все это будет буквально через десять лет — именно для этого моя бабушка и создала "Дерпт"!) Ну, — нельзя пока на русских заводах получать "ровное пороховое зерно"! Что делать?!

А — ничего. "Пуля — дура, штык — молодец!" "Ура, солдатушки, бравы ребятушки…" "Бей, барабан, круши врага в песи…

За одно взятие Измаила — полегло больше солдат, чем у якобинцев за всю вторую "франко-австрийскую"… Ну и что?!