Александр Башкуев - Призвание варяга (von Benckendorff)

Знаете, я считаю происшедшее проявлением "коллективного бессознательного" в том смысле, в каком его понимал Кант, или даже Бэконовских "даймонов Крови" и "Домашнего Очага.

Мы имеем разгоряченную толпу, желающую чуда, талантливого, не краснейте, друг мой, — несомненно талантливого трикстера, разогревающего толпу чудесными фокусами и, voila! — "коллективное бессознательное" нарушает естественный ход вещей и мы имеем проявление Господа нашего — Лучом Света.

Нечто аналогичное происходит в миг исцелений у целебных источников, скажем — в Лурде. Вы только вдумайтесь, — дешевые ярмарочные трюки, бесстыдное манипулирование темной толпой и Явление Бога в самой лучшей его ипостаси — Любви. Как жемчужное зерно в куче навоза.

Все равно что книжник колдует над своими ретортами, вызывая нечистого, а к нему против всех законов, против бесовских книг спускается Ангел. Ибо первопричина поисков беса — чиста. Да, неисповедимы пути Господни…

Вот я и перешел к рассказу о моей собственной жизни. Теперь я расскажу о моем следующем воспоминании.

Меня разбудили крики в доме и топот множества ног. На улице кто-то истошно кричал и я слышал, как десятки людей грохочут сапогами, а откуда-то издалека — будто через подушку, что-то глухо бухает со стороны моря.

Тут к нам в детскую прибежали наша бонна и Костькина кормилица, меня стали одевать, а грудного Костьку вместе с малолетней Дашкой понесли сразу в церковь. Я был тогда мал и не понял речей, что детей в церкви не тронут.

Меня тоже хотели вести в церковь, но тут прибежала матушка, сказавшая, что "рижане хотят видеть Наследника в этот час". Я не знал, что она имеет в виду, но тут отец посадил меня на плечи и я дико обрадовался. Мне очень любил кататься на его широком загривке — так приятно быть выше всех.

Мы выбежали на улицу, матушка по-мужски вскочила на коня (я до этого и не знал, что она в Пансионе общества Иисуса привыкла к верховой езде на армейский манер), отец, не сняв меня с шеи, сел на другого, и мы понеслись к южным воротам.

Я мог бы многое напридумать про то, что творилось вокруг, но честно говоря, из всего происходившего в мечущейся, перепуганной Риге, я запомнил только смертельно бледное лицо моей матушки, которая то и дело оглядывалась на нас через плечо и ее маленькую, почти мальчишескую фигурку в офицерском костюме и тонких, ослепительно начищенных сапогах. Матушка дома носила крохотные туфельки и их обыкновенно было не видно под домашними платьями, так что зрелище матушкиных сапог так поглотило все мое внимание и воображение, что я просто не помню, что происходило вокруг. Воспоминания пятилетнего мальчика могут быть весьма странными — на первый взгляд.

В тот день я любовался собственной матушкой — я по сей день думаю, что ей очень шел офицерский мундир, к тому же я был поражен увидать ее без парика в одной треуголке. Она была по пояс окружавшим ее мужикам (латыши славятся ростом), а сапоги ее столь малы, что больше походили на детские, и я, разумеется, воображал, что когда капельку вырасту, матушка их мне подарит.

Восторг охватывал меня при виде того, как здоровенные дядьки слушаются мою матушку, когда она указывает куда им смотреть, и они все направляют туда свои трубы.

Матушка была — никудышной воякой, но у нее были знания и много здравого смысла. Наши думали драться по-старому, как было во времена Петра, или Анны. И только от матушки изумленные офицеры услышали, что шведы только что закончили перевооружение своих войск, что теперь у них уставы английского образца, что шведские унтера пользуются… нарезным оружием (правда — весьма дерьмовым), зато все шведы не меряют порох, но заранее фасуют его вместе с пулей в этакий бумажный кулек, который зовут — Hulsen. И вот эта вот "Хюльза" позволяет противнику достичь неслыханной скорости перезарядки мушкета…

Все, кто был тогда на сей лекции, ныне только крестятся и говорят, что если б матушки в тот день не было на бастионе — они бы со мной не беседовали. Ибо они вылезли б из рижской крепости (согласно исходному плану) и легли под огнем гильзовых мушкетов противника.

Я думаю это — Рок. Провидение. Шведы очень надеялись на внезапность и то, что русские не знают об этих сюрпризах. Видно Господу было угодно, чтоб Швеция проиграла войну. Ибо я просто не верю, что случайно бывает такое, что именно внучка создателя прусского абвера защитит диссертацию именно по пиротехнике и по своему роду занятий (и разговорам на кухне) будет наслышана обо всех этих новшествах.

Мало того, — вон сколько ученых дур наберется во всяком собрании. И что, боевой офицер станет слушать пред боем чье-то кудахтанье? Так случайно ли то, что матушка успела завоевать огромный авторитет в сей грубой среде, чтоб они просто захотели услышать то, что им говорил сам Господь?! Ибо вся разница в жизни и смерти для сих офицеров и состояла в том — услышат ли они матушкины слова, или — нет!

Случается на свете, друг Горацию, то, что не снилось нашим мудрецам…

Мы прибыли на бастионы и откуда-то принесли большую рельефную карту Риги. Я тоже подошел к большой карте, мне было интересно потрогать ее руками, матушка велела меня занять и отец дал мне подзорную трубу.

Я долго не знал, куда и зачем надо смотреть, — на этом берегу Даугавы кругом были поля и перелески и вместо того, чтобы смотреть на шведов, я разглядывал родную Даугаву, птичек в небе — я был дитя.

Тут за моей спиной застучали барабаны, загремели копыта и я увидал генерала Бенкендорфа на огромном жеребце впереди русского гарнизона города Риги. Помню, как тот спешился, матушка подбежала к нему и стала на пальцах что-то ему объяснять. Он выслушал ее, потом снял треуголку, перекрестился, оглянулся вокруг, увидел кресты ближней кирхи, встал на колени и перекрестился еще раз, а все русские последовали примеру.

Тут генерал увидал нас, подошел ко мне — подбросил в воздух так, что дух захватило, прижал к груди и сказал громким голосом:

— Остаешься за старшего. Матушку береги. И сестренку.

Отдал меня на руки Карлису, вскочил на коня и приказал открывать ворота, а все кругом закричали…

Обычно кричали "Виват" и "Хох", но на сей раз раздалось только жиденькое "Ура!" Дядя замер в своих стременах и обернулся. За ним следовала лишь русская часть гарнизона. Большая ж часть немецких баронов из Вермахта единой стеной стояли за спиной моей матушки и никуда не спешили.

Дядя мой побледнел, потом усмехнулся, подкрутил ус и сказал:

— Вот все и выяснилось. Желаю удачи вам, — господа "Наци"! Я пытался быть своим среди вас, но — видать не Судьба… Смотрите же, как подыхает русский Ванька-дурак!

Матушку всю затрясло от таких слов, она невольно схватилась за поводья дядиной лошади, но тот мягко, но верно разжал ее руку, а потом подмигнул и вроде бы как шутливо приложил палец к губам. Но матушка сразу опомнилась, дядя сам желал стать истинным внуком Петра Великого.