Владимир Корнев - Датский король

— Да я не ошибся ли адресом? Вы ведь живописец Звонцов, не так ли?

Вячеслав Меркурьевич утвердительно кивнул.

— Ну знаете ли, мсье Звонцов, я просто теряюсь в догадках… Разве вы сегодня никого не ждали? Я от господина Смолокурова по поводу заказа. Эй, Звонцов, вы меня слышите? Я приехал забрать картины!

Превозмогая головную боль, скульптор вспомнил, что нечисть умыкнула исполненный Арсением живописный цикл. Чувствуя, как холодеет в груди, он на всякий случай осторожно посмотрел в угол — именно туда (этого Вячеслав Меркурьевич не мог забыть) они с Десницыным составили тщательно упакованные работы. Угол был пуст, если не считать валявшихся там изломанных ящиков из-под спиртного.

— Да какие там картины? Вы же видите — я сам еле жив остался, а вы про картины… Ограбили меня, все подчистую, все, что создавалось годами! Думаете, я сам учинил весь этот погром? — жалобно простонал Звонцов, на ходу соображая, в какую историю он угодил. — Молодой человек, откуда я сейчас возьму картины? Это невозможно!

Посыльный, нервно сжимая пальцы в кулаки и тут же их разжимая, как маятник торопливо заходил по мастерской от стены к стене:

— Перестаньте объяснять мне то, что я и сам прекрасно вижу!

Он остановился, рассудил вслух:

— Пожалуй, нужно срочно вызвать полицию…

Скульптору тут же вспомнились надгробия, «поставленные» Иваном: «Они наверняка остались в кладовке — дверца-то туда не взломана! Не дай Бог. придут полицейские, тогда не миновать мне тюрьмы…»

— Нет, ни в коем случае. Умоляю, молодой человек — никакой полиции! Никакой огласки! Давайте все решим мирно! Картины я напишу заново — только успокойте господина Смолокурова.

— Вы заключали контракт, вам и успокаивать. Все, что тут произошло, не мое дело, — заявил юноша. — Так что передать хозяину? Он ждет внизу в экипаже. Имейте в виду, он не любит долго ждать.

Звонцов истерически завопил:

— Я никого не принимаю! Никого не хочу видеть! Уходите! Уходите же!!!

Посыльный удалился. Измученный и напуганный, Вячеслав Меркурьевич, неожиданно для себя, захотел помолиться, но не нашел на месте даже единственной старенькой иконы Спасителя. «Да что ж это такое! Даже ее утащили — нет ничего святого для людей!» Тут он осекся: а много ли святого оставалось в его замутненной душе? «Врача, мне сейчас нужен врач. Что со мной сотворили, изверги!» Скульптор горько заплакал от сознания своей беспомощности. Он вдруг почувствовал себя слабым, униженным ребенком. Смолокуровский курьер внезапно вернулся. В юношеском голосе зазвучали металлические нотки:

— Хозяин очень разочарован в вас и очень удивлен, почему вы наотрез отказались вызвать полицию, если вас действительно ограбили? Вы нарушили условия контракта, поэтому он склонен думать, что вы просто темните: заказ не готов, а кража — инсценировка.

— Господи! Какая еще инсценировка? Вы забываете — у меня есть дворянская честь… — Вячеслав Меркурьевич чуть не плакал. — Ну сами подумайте, что значит обратиться в полицию? Дело затянется, в обществе поднимется шумиха — это же удар по репутации, и не только по моей. Разве господину Смолокурову не дорога репутация? К тому же вполне вероятно, что картины не найдут… Приезжайте позже — хотя бы через неделю! Или еще позднее, за это время я наверняка что-нибудь придумаю. Передайте своему хозяину: пусть не сомневается, картины будут написаны заново, я обещаю!!! Умоляю вас, передайте ему, что я обязуюсь заплатить неустойку, если он потребует.

Больше всего скульптор жалел, что не украли кладбищенскую бронзу: «Вызвали бы полицию, может, по горячим следам отыскали бы картины. Сейчас каждая минута дорога, а потом — ищи ветра в поле!»

— Я сожалею, — тем же бездушным тоном отвечал юноша, — но условия контракта не могут быть нарушены. Там четко оговорено, что в случае невыполнения заказа в срок вы обязаны вернуть аванс в десятикратном размере. Хозяин напоминает, что, если быть совсем точным, всю сумму вы должны вернуть в течение трех дней. Я вообще здесь ни при чем — все решает Евграф Силыч. Имейте в виду, ваша репутация все равно пострадает, если вернете деньги, так что лучше отдать работы, в противном случае последствия для вас будут самые печальные. Это все, что я был уполномочен вам сообщить. Разрешите откланяться.

Курьер оставил Звонцова на грани прострации. Теперь он просто не знал, как быть: рассчитаться со Смолокуровым в ближайшее время не представлялось возможным, к тому же его страшно разозлил нагловатый «казачок» последнего. Вячеслав Меркурьевич «исследовал» груду бутылок, оставленную в мастерской: «гости» приговорили весь его винно-водочный запас. Наконец нашлось немного благородного «аи». Он жадно выпил остаток — отчасти полегчало. Немного просветлело в голове, мысли стали стройней и логичнее, зато реальная оценка событий стала еще мрачнее. Если передать кому-нибудь все впечатления последних дней, какими они остались в памяти, его впору было запереть в желтый дом, а там доказывай, что ты «жертва нападения» карликов и оборотней, хоть до самой смерти.

«Что же теперь делать? Денег нет, картины попробуй напиши за считанные дни, а значит… Да что же делать-то, в конце концов?!» Звонцов метался в отчаянии, находя кругом мусор. Попадись ему сейчас любой тип, которого можно было бы заподозрить в содеянном, убил бы, не задумываясь. «Вот сволочь!» — в ярости он уже по привычке швырнул в стену каким-то мраморным осколком. С потолка посыпалась штукатурка. Звонцов встал, превозмогая боль, заставил себя переодеться во все чистое. Долго возился в ванной, отмывал с лица следы крови, пытался затонировать зубным порошком ссадины и синяки: сизый «блин» стал напоминать маску старого, больного клоуна. «Все-таки лучше выглядеть клоуном, чем избитым оборванцем, — рассуждал Вячеслав Меркурьевич. выходя на улицу. — Нужно сейчас же найти Ивана и освободить мастерскую от кладбищенской бронзы. Только бы не наткнуться на Арсения». Возле Мариинского театра Звонцов на ходу вскочил в уходящий трамвай, героически снося боль в суставах, и очень скоро был уже на углу Малого проспекта и 9-й линии. Десницын-старший оказался «дома» один — впервые за последние дни Звонцову повезло. С утра Иван успел поправить здоровье «сороковкой» [107] Сороковка — полбутылки водки, «маленькая». и был готов на любые подвиги, к тому же звонцовский вид окончательно его вытрезвил. Скульптор поспешно объяснил, что нужно немедленно забрать назад всю ворованную «бронзу», потому что полиция уже напала на след и в любой момент может нагрянуть в мастерскую. Вячеслав Меркурьевич, не сморгнув глазом, приврал, а Иван страшно испугался, прикинув, какой каторжный срок грозит ему «по совокупности» всех его лихих деяний.