Памела Сарджент - Повелитель Вселенной

Груз, придавивший сердце Джамухи, полегчал. Что бы там ни думал Тэмуджин о вещем сне, сейчас он сказал, что еще не готов соперничать с ним.

Мужчины продолжали выпивать. Даритай пересказал легенду о своем предке Боданхаре и женщине, которую он умыкнул. Джамуха был потомком этой женщины. Мужчины выходили из юрты облегчаться и возвращались. Когда хонхотат упился, Даритай с Хорчи отволокли его в сторону и укрыли одеялом. Джамуха налил Тэмуджину еще чашу — может быть, анда напьется так, что останется в его юрте ночевать.

Он вспомнил об их первой ночи под большим деревом. Потом Тэмуджин и виду не подавал, что что-нибудь изменилось, и наконец Джамуха понял: с похмелья анда ничего не помнил.

После той ночи, года полтора назад, его анда допускал лишь небольшие вольности, да и то когда напивался.

Джамуха никогда не заговаривал об удовлетворении своей глубокой и яростной страсти.

— Ты молчишь, брат Джамуха, — сказал Тэмуджин, приподнимаясь с подушки. — Мунлик скоро узнает, что его здесь приветят. Тайчиуты услышат об этом к концу лета и будут гадать, что мы собираемся делать.

Джамуха пожал плечами.

— Наверно, нам надо направить им послание. А они решат, что в их же интересах присоединиться к нам.

— Таргутай и Тодгон забыли о своей присяге моему отцу, — сказал Тэмуджин. — Как же я могу поверить какому бы то ни было их обещанию?

— Ты охотно примешь Мунлика.

Джамуха взглянул на хонхотата, посол спал, громко храпя.

— Мунлик не надевал на меня колодки и не бил меня.

— А Таргутай не прикончил тебя сразу, хотя и мог. — Джамуха толкнул Тэмуджина локтем в бок. — Все переменилось. Твои двоюродные братья-тайчиуты — не дураки; что они выиграют, враждуя с нами?

— Хорошо бы напасть на них, упредив их.

— Мунлик их союзник, — возразил Джамуха. — Он, наверное, без большой охоты повернет оружие против них. Зачем сражаться с людьми, которых мы можем покорить мирным путем? Мне кажется, мы сумеем заставить их присягнуть нам.

— Возможно, они и присягнут, а потом постараются настроить нас друг против друга. Я не верю ни в какие их обещания.

Люди стали перешептываться. Сперва Тэмуджин рассказал свой сон, а теперь открыто противоречит Джамухе. Его анда хочет войны и говорит об этом с несвойственной ему горечью. У Тэмуджина было много причин ненавидеть тайчиутов, но он всегда поступался своей неприязнью, когда на кону стоял выигрыш.

«Он не хочет, чтобы тайчиуты присоединились к нам, — подумал Джамуха, — так как знает, что они будут моими союзниками, а не его, и что они скорее предпочтут иметь вождем меня, а не его».

Несколько человек встали, поклонились Тэмуджину и Джамухе и ушли. За ними потянулись остальные. Джэлмэ уходил последним.

— Погоди немного, — сказал Джамуха своему анде. — Выпьем еще.

Тэмуджин покачал головой.

— С меня хватит.

Джамуха махнул рукой мэркитке, чтоб ушла. Она поспешила вон вместе с другими служанками. Он сердито посмотрел на жену, соскребавшую остатки пищи с блюд в котел. Номалан только раз опросталась мертворожденной девочкой. С тех пор его семя в ней не давало плода. Бортэ была беременна, и на сей раз Тэмуджин мог быть уверен, что отец он. Он также обещал мэркитке, которую недавно приблизил, что она будет его второй женой, если родит сына. Имея жену, рожающую детей, Тэмуджину легко быть добрым к мэркитке, которая отвечала ему беззаветной преданностью.

Джамуха выпил. В голове его созрел замысел. Тэмуджин открыто противоречил ему, и если Джамуха не примет мер, люди сочтут его слабаком. Никто не хочет войны с тайчиутами, в этом он был уверен. Если ближайшие товарищи Тэмуджина начнут сомневаться в необходимости сражаться с ними, то войны не будет.

Тэйчар разозлится из-за того, что ему отказали в назначении. Он достаточно горяч и может ударить Тэмуджина, если Джамуха поощрит его. Джамухе придется проследить, чтобы его анду не убили, а лишь привели к покорности.

— Скоро надо будет откочевать, — сказал наконец Джамуха. — Тут уже вся трава съедена, осталась голая земля.

— Надо, и середину лета отпразднуем в другом месте.

Тэмуджин встал. Джамуха проводил его. Они подождали перед юртой, пока мальчик не подвел Тэмуджину коня.

— Поезжай с миром, — сказал Джамуха и схватил Тэмуджина за руку. — Если мы разобьем стан у гор, те, которые ходят за лошадьми и скотом, получат пищу. Если мы станем у реки, те, которые пасут овец, накормят свои отары.

Он ждал ответа анды. «Скажи мне то, что я хочу услышать от тебя теперь же, — подумал он, — и я забуду то, что случилось сегодня. Скажи мне, что ты хочешь стать у реки, и позволь мне направить послание тайчиутским вождям».

— Ты ставишь меня в трудное положение, Джамуха. — Тэмуджин высвободил руку и обнял его. — Мы поговорим о стане в следующий раз. — Он сел на коня. — Оставайся в мире, брат мой.

Джамуха смотрел ему вслед. Если Тэмуджин выбрал войну, то его собственные люди будут знать, что он не согласен. Злобу Тэйчара надо подогреть. И другие поддержат Джамуху, если он устроит им союз с Тодгоном и Таргутаем. Сердце болезненно сжалось, он вдруг пожалел, что они с Тэмуджином больше не мальчики.

Джучи вцепился в шерсть овце, обхватив ее ножками.

— Держись! — кричала Бортэ сыну. Тэмуджин подъехал поближе, готовый подхватить мальчугана.

Наконец Бортэ сняла Джучи с овцы. Тэмуджин спешился возле повозок. Он пошел к Бортэ, на этот раз один, даже Джэлмэ не было с ним. Джучи побежал навстречу, Тэмуджин улыбнулся и подхватил ребенка. Джучи больше не был ему безразличен, как прежде, и Бортэ знала, почему. Он был уверен, что ребенок, которого она носила, от него.

Муж подошел и положил руку ей на живот. Джучи вцепился в халат Тэмуджину. Хучу с помощью двух собак гнал отару к юртам.

— Здравствуй, старший брат, — крикнул мальчик. — Надо сворачиваться, овец приходится гонять все дальше.

— Я знаю, — откликнулся Тэмуджин. — Разберем юрты через два дня. — Он махнул рукой матери, улыбка увяла. — Мне надо поговорить с тобой и женой.

По его тону Бортэ поняла, что он хочет поговорить без свидетелей.

— Тэмулун, — сказала она, — присмотри за Джучи. — Она посмотрела на приемного сына Оэлун. — Хучу, собери кизяков.

Она пошла за мужем в свою юрту. Две женщины стелили выбитые одеяла, Бортэ послала их подоить овец. Хокахчин ушла было с ними, но Тэмуджин поднял руку.

— Можешь остаться, Хокахчин-экэ.

Старуха достала чашу, а Тэмуджин уселся рядом с постелью. Оэлун дала Бортэ подушку, а сама села слева от сына. Хокахчин побрызгала кумысом онгоны, висевшие над постелью, и подала чашу Тэмуджину. Глаза служанки были, как всегда, зорки, слух все еще превосходный, но согбенное тело двигалось медленно — кости болели. Она отступила к очагу и присела: даже летом Хокахчин топила.