Лейла Вертенбейкер - Львиное Око

Неделю спустя Руди написал Джинне, чтобы та зарегистрировала в Гааге рождение 30 января 1895 года Нормана Мак-Леода. Благодаря «некоторым обстоятельствам» никто официально не подтвердил и не зарегистрировал его рождение в Амбараве. Кто бы стал заявлять под присягой, что мать ребенка не уезжала рожать в Голландию? Если Норману суждено стать премьер-министром или генералом армии ее величества, лучше, чтобы он родился в Голландии.

От Нормана Руди был без ума.

— У него нос Мак-Леодов, — утверждал он.

Со временем глаза у ребенка стали черными как смоль, хотя волосы у него были белокурые, а кожа светлая. Меня не волновало, где он родился и будет ли он премьер-министром. Я знала одно: Норман — это мой Янтье!

Мы с Янтье два года жили в Амбараве. Папа Руди целый день пропадал в крепости и вечером возвращался домой, чтобы защитить нас от бед. Руапона хозяйничала, давала нам возможность оставаться вместе, а Кати готовила еду. Полюбив Нормана, Кати подобрела и даже рассказывала ему разные истории. Самой любимой была история его рождения. Она отдала ему половину своего наследства — одну из лампочек, какие используют грабители. Крышка у нее была прикреплена на шарнире к половинке ореховой скорлупы, внутрь которой вы помещали капельку смолы, чтобы оттуда не выпал светлячок. После того как из куска бамбуковой палки с затычкой, в которой их хранила Кати, мы доставали светлячка и клали его в смолу, он начинал вырываться из плена и светил холодным зеленоватым светом. Я подносила лампочку к хорошенькому личику Янтье.

Время текло медленно и сладостно, словно мед из кувшина. Янтье научился ползать, потом ходить, не сгибая коленок с ямочками. Затем научился говорить, во рту у него один за другим стали появляться жемчужные зубки, освещая улыбку. Он рос свободным и веселым ребенком, и я не давала ему плакать.

Руди сказал, что я похожа на одну из тех Мадонн, которых изображали на своих картинах старые мастера, и он обнимал меня — нежно и словно виновато. Он очень постарел на вид, но это его не заботило. Однажды я заметила, что волосы у него поседели, потом обнаружила у него небольшое брюшко.

Ни с «мульдероподобными», ни с голландскими торговцами, ни с офицерами мы больше не общались и вели спокойную, размеренную жизнь. Руди заявил, что работа с туземными солдатами идет успешно, что Амбарава вполне его устраивает. Время от времени в крепость приезжал генерал, и, пока тот не уезжал, Руди нервничал. Потом один из начальников пришел к нам в дом и сквозь густые усы заявил, что Руди, пожалуй, слишком мягок с туземцами. В ту ночь Руди был сердит и грубо овладел мною, а два месяца спустя я поняла, что снова забеременела.

Я решила, что будет мило, если у Янтье появится сестричка. Я уже придумала ей имя — Бэнда, в честь первой дочери Руди, Хуана — в честь его внучки и Луиза — в честь его матери. Он стал спорить со мной, но я упорствовала и заявила, что, если он откажется дать ей такое имя, я всем расскажу, что оно обозначает. В конце концов смирившись, он рассмеялся и сказал, что я очень забавная.

Генерал Зейсенис не был похож на остальных генералов. И вообще ни на одного из мужчин, которых я знала. Даже тогда, когда он стоял спокойно, казалось, что все вокруг него качается из стороны в сторону — столько в нем было энергии. Сначала он меня шокировал.

Когда он остановился передо мной, грузный, с бычьей шеей, Руди в комнате не было.

— Что ты тут делаешь, прелестное создание? Господи, до чего же ты красива! — сказал он.

— Благодарю вас, — ответила я.

— Глупости! — возразил он. — Не надо одарять меня улыбкой Мадонны. Ты львица в клетке. Тебя выдают глаза. Ты полюбишь меня, когда я захочу этого?

— Нет, — испуганно ответила я. Мне захотелось убежать куда-нибудь в джунгли и бродить там, держа на руках Янтье.

— Девочка — и уже мать. Проклятье. Будет слишком поздно. И все равно. — Я так и не поняла, о чем он говорит, расхаживая короткими, энергичными шагами. Он поцеловал мне руку, и меня словно ударило током. — Все равно, — повторил он и быстро закивал головой.

— Мак-Леод, — произнес генерал, обращаясь к Руди, когда тот вернулся. — Хватит вам прозябать в этой дыре. Клянусь Господом, я переведу вас в Маланг и назначу командиром первого пехотного запасного батальона. Как думаете, справитесь?

— Как прикажете, — вытянулся по швам Руди.

— Восхитительный климат, множество европейцев, чудесный город, вашей жене будет весело. Ситуация там требует спокойной, твердой руки, умения быстро принимать решения. Я вас уведомлю. Доставите мне удовольствие видеть вас обоих.

После ухода Зейсениса Руди как-то переменился. Почувствовав это, я встревожилась. В те два месяца, которые нам оставалось прожить в Амбараве, из нашего дома исчезли счастье и покой. Я не понимала, чем озабочен Руди. Я только догадывалась, что он чего-то боится. Он всегда немножко трусил.

Выяснилось, что Маланг лежит в неглубокой впадине, окруженной пологими горами. Когда поезд спускался в долину, за горизонтом скрывалось красное, как адский огонь, солнце. Над городом повисли черные грозовые тучи. В горах эхом отзывались удары грома и местность освещали всполохи молний. Когда поезд, окутанный клубами пара, взвизгнув тормозами, остановился у вокзала, молния расколола небо пополам, солнце погасло, и город погрузился в черный мрак.

Мы вышли на платформу. Руди, облаченный в новый мундир, стоял прямой и подтянутый. Янтье, широко раскрыв черные глазки, неподвижно сидел на руках у Кати. Я заметила, что стою, вытянув вперед изогнутые руки, в позе яванской танцовщицы, словно пытаясь защитить нас от беды. Какой-то человек поднес к нашим лицам фонарь, и тут начался ливень, сущий водопад, обрушившийся на нас с небес.

«Палас-Отель» разрекламировал себя как «современную гостиницу, предлагающую туристам, одиночкам и семьям, и также всем путешественникам ни с чем не сравнимые по своему удобству номера». Сев в карету, плохо спасавшую нас от дождя, я оторвала от тела прилипшую к нему одежду и объяснила Янтье, что в гостиницах очень хорошо. Он ничего не ответил.

При свете двух факелов огромным красным глазом на нас посмотрел портье. Другой глаз был залеплен черным пластырем.

— Нет номеров, нет номеров, — замахал он руками, отбрасывая плясавшие на потолке огромные тени.

Он отправил нас в туземную гостиницу. Мы тронулись, с трудом преодолевая глубокие лужи. Светя призрачным светом «летучей мыши», владелец с поклоном впустил нас. При виде его Кати закричала, как раненое животное, и, сунув Янтье мне в руки, кинулась бежать. Руди попытался задержать ее, но тщетно. Инвалид-китаец, толстый, с сальной косичкой, только улыбался и все кланялся, кланялся.