Камиль Яшен - Хамза

Ташпулат переехал в отдельную комнату в Доме дехканина на втором этаже. В комнате было две кровати. Ташпулат занял правую, левая осталась свободной. В центре комнаты стоял стол. Из двух дверей одна вела в коридор, другая на застеклённую веранду. Под потолком горела электрическая лампа.

Ташпулат сел за стол, вынул из мешка учебник русского языка и, водя пальцем по строчкам, начал читать по слогам.

Он весь сосредоточился на книге, морщил лоб, пытаясь понять смысл незнакомых слов. Должно быть, не очень-то получалось у него это хитрое дело, и поэтому он, как бы помогая себе, всё время разговаривал сам с собой.

- Стараюсь, стараюсь и всё никак не выходит... Ну-ка, попробую читать вслух, может быть, пойму что-нибудь... М-и-ие... Р-а-б-и... Раби. Минераби! Что бы это могло значить? Не слышал никогда такого русского слова... Постой-ка, тут же слова написаны отдельно. Значит, это не одно слово, а три. Мы - не раби... Вот теперь что-то получается. Эх я, старый ишак, - "ы" читаю как "и". А надо читать, наверное, вот так: "Мы не рабы!" - Он засмеялся.

- Какой, оказывается, простой смысл, а я-то ломал свою тёмную голову. - Он бросил книгу на кровать и уверенно сказал сам себе: - Этот русский язык довольно трудненькая штука. Но я всё равно изучу.

Ташпулат родился в семье батрака-чайрикера, всю жизнь трудился до седьмого пота, но жил, понятное дело, всегда плохо.

Все его тяготы и несчастья начались со дня рождения: зимой мучил холод, летом жара.

Так проходили дни, как говорится, в погоне за месяцами, а месяцы в погоне за годами. Некогда было толком даже о чём-то и подумать. Все заведённые у бая порядки казались вечными, незыблемыми. И нигде не находилось человека, который выслушал бы жалобу души. Повсюду наверху сидели баи, чиновники, муллы...

Но сейчас-то Советская власть, время трудящихся. Так почему же в кишлаке Шахимардан всё ещё верховодят те же самые баи? Почему шейх Исмаил до сих пор волен наказывать и миловать, бить и тиранить? Почему люди в Шахимардане всё ещё терпят его гнёт? Почему? Ведь всем этим народ уже сыт по горло!

Кругом торжествуют правда и справедливость, а мы, шахимарданцы, вынуждены защищаться от баев, шейхов и их прихвостней, как будто никогда никакой революции и не было!

Земляки послали его сюда, чтобы он в Самарканде добился правды и справедливости. Выйдет что-нибудь или не выйдет - пока неизвестно.

В голове Ташпулата путалось много противоречивых мыслей.

Взяв учебник, он хотел было продолжить знакомство с русскими словами и фразами, но в этот момент тихо открылась дверь комнаты и вошёл какой-то горбун не горбун, но, в общем, сильно сутулый, почти скрюченный человек.

Ташпулат решил, что это новый постоялец.

- Ассалям алейкум, - поздоровался вошедший.

- Алейкум ассалям! Пожалуйста, проходите, садитесь, - кивнул Ташпулат на свободную кровать. - Как ваше здоровье?

- Всё хорошо, бывайте здоровы и вы. Как говорится, смерть пока обходит нас... А если сказать по правде, то все мы в этом бренном мире гости. Люди - рабы божьи, но, зная это, всё равно подкапываются друг под друга. Хай, раз уж так устроен мир, что можем делать мы, дети аллаха?

Ташпулат не стал вдаваться в многозначительность всех этих слов и промолчал, как бы подтвердив правильность сказанного.

Кто этот человек - он не знал. У каждого своя правда.

Неожиданно выяснилось, что пришедший никакой не новый постоялец. Он передал Ташпулату привет от заместителя народного комиссара просвещения.

- Мой уважаемый начальник товарищ Алчинбек Назири попросил зайти к вам и узнать, как вы устроились на новом месте, не терпите ли какой нужды. Вот я и зашёл... Ну, как вы тут, не скучаете?

Конечно, Ташпулат жил в сельской местности, и не ему было судить, какие люди должны работать в городских учреждениях.

Но очень уж не похож был на сослуживца товарища Назири этот горбун. И кроме того, лицо его показалось знакомым Ташпулату, но как следует разглядеть скрюченного гостя он не мог - тот всё время держал голову опущенной вниз.

- Передайте товарищу Алчинбеку большое спасибо, - сказал тем не менее Ташпулат. - Он проявил ко мне большую милость. Да будет ему за это добро и благодеяния от его детей.

- Мой хозяин просил кое-что передать вам по секрету от посторонних ушей.

"Мой хозяин"?! Слова эти насторожили Ташпулата, но потом он вспомнил, что многие пожилые люди по старой привычке продолжают называть так старших по должности.

- Что там? - спросил горбун, кивая на дверь, которая вела на застеклённую террасу.

Ташпулат открыл дверь.

- Чтобы кто-нибудь не увидел, что мы стоим вдвоём, - сказал горбун, - давайте выключим электричество. Осторожность не помешает. Врагов сейчас везде больше, чем друзей.

- Как хотите, - согласился Ташпулат.

Свет в комнате погас. Горбун вышел на террасу.

Ташпулат посмотрел вниз.

- Пустырь какой-то, овраг глубокий, камни, - сказал он.

- Скоро начнут строить электростанцию...

- Где?

- Во-он там, - вытянул горбун руку.

Ташпулат посмотрел в ту сторону, куда он показывал.

Это была последняя минута его жизни.

Горбун резко выпрямился. Страшной силы удар обрушился сзади на голову Ташпулата. Он качнулся, схватился за перила террасы, но горбун толкнул его в спину, и, перевалившись через перила, Ташпулат рухнул со второго этажа вниз, на каменистое дно глубокого глухого оврага.

Кара-Каплан (это был он) быстро вошёл обратно в комнату, зажёг свет, оглядел себя, потом вытащил из-за пазухи пустую бутылку из-под водки и поставил её на пол... Вторую бутылку, выпитую до половины, поставил на стол, вокруг разбросал куски лепёшки. Оглядев комнату, заметил на кровати русскую книгу. Взял её, с яростью скомкал и сунул в карман. Тихо открыл дверь и выскользнул в коридор.

Отбросив все сомнения, Хамза начал писать оперу о восстании мардикеров.

...Он сидел в комнате один. Наклонившись над страницей нотной тетради, что-то чертил, исправлял и снова чертил. Поднялся, подошёл к пианино, начал играть... Сначала не получалось... Потом та же мелодия, звуча всё более определённо, приобрела как бы законченный вид. Удовлетворённый найденным решением, Хамза проиграл её ещё несколько раз. Остался доволен. Опять что-то записал в нотной тетради. И с наслаждением повторил всю мелодию от начала до конца.

За открытым окном захлопали. Хамза подбежал к окну...

В саду стояли Юлдаш Ахунбабаев и директор музыкального училища профессор Сергей Иванович Степанов.

Хамза поспешил выйти во двор.

- А мне говорили, что вы в Москве, - радостно блестя глазами, сказал он, пожимая руку Ахунбабаеву.

- Приехал утренним поездом.

- Здравствуйте, Сергей Иванович!

Профессор был одет франтом - синий костюм в белую полоску, галстук-бабочка. Пенсне с золотым ободком, пышная шевелюра седых волос... Председатель ЦИК в своей обычной полувоенной одежде - галифе, гимнастёрка, сапоги, широкий ремень - выглядел рядовым красноармейцем, случайно оказавшимся рядом со знатным иностранцем. А уж про Хамзу, похожего в своём потёртом полосатом халате и в тапочках на босу ногу на кетменщика-сезонника, и говорить было нечего.