Камиль Яшен - Хамза

- Даже в коране говорится о создании справедливого общества, - развёл руками Хамза, - о грехе богатства, об облегчении положения бедных...

- Вы принимаете наши условия? - Хунейн снял очки. - Если да, то сегодня же получите деньги.

- Я уже получил аванс за книгу стихов от господина Дюндара...

- Это будет гораздо больше!

"Выиграть время, выиграть время..."

- Мне надо подумать. Слишком много неожиданностей за один вечер... Разрешите мне сейчас уйти...

- Хорошо, идите, - сказал Хорст.

- Прощайте, господа...

- Если будет на то воля аллаха, то наши пути пересекутся ещё не один раз, - сладко пропел Хунейн.

- Я провожу вас, - предложил Дюндар.

Они вышли на улицу

- Коммерцию не надо путать с политикой, - сказал Дюндар, останавливаясь, - но если уж вы упомянули о моем авансе за вашу книгу, то знайте - я всё равно напечатаю её, чем бы ни окончились наши переговоры. И не останусь в убытке... В Стамбуле я издавал даже критику корана... и, как видите, до сих пор жив-здоров...

Ночью, в гостинице Хамзу разбудил стук в дверь.

- Кто здесь?

- Это я, - послышался голос Рабийи.

Хамза открыл дверь.

- Быстро собирайте вещи, - сказала Рабия, - внизу у ждёт экипаж.

- Все вещи?

- Да, все. Вы уезжаете.

...Резвый конь рывком понёс от гостиницы. Копыта прощально и звонко стучали по мостовой.

- Что случилось?

- Вас решили убить, вы бы не дожили до утра...

- Кто решил?

- Хорст.

- А Дюндар?

- Предлагал арестовать.

- За что?

- По обвинению в присвоении денег.

- Кто такой Хорст?

- Немецкий резидент в Дамаске.

- А Хунейн?

- Его правая рука.

- Я правильно понял вас во время вашего танца?

- Правильно.

Рабия протянула Хамзе запечатанный конверт.

- Здесь всё, что должен был сделать для вас Якуб.

- Как он?

- Я перевезла его в тюремную больницу. Через два дня устрою побег и спрячу в надёжном месте.

- А удастся?

- Здесь всё удаётся за деньги, за большие деньги. Впрочем, как и везде... Продам часть драгоценностей.

- Дюндар узнает о том, что вы помогли мне уехать?

- Конечно. Но он проглотит это. Я слишком многое вытерпела от него.

- А Хорст и Хунейн?

- Он договорится с ними. Или сторгуется.

- Я буду волноваться за вас...

- Вы рисковали собой ради Якуба. Теперь моя очередь.

- Литература будет отправлена?

- Конечно. В конверте адреса людей в Стамбуле, которые отправят вас дальше, до Варны.

- В Стамбуле? Но ведь в Стамбуле Дюндар сможет...

- Эти люди ему не по зубам.

- А куда мы едем сейчас?

- Нас ждут друзья. Вас посадят на пароход.

- Рабия, мне очень понравился ваш танец...

- Вы совсем не видели его...

- Но даже то, что видел, было прекрасно...

- А мне понравились вы сами.

- Рабия!..

- Молчите. Не надо никаких слов. Слова могут рассыпать это.

- ............

- ............

- ............

- ............

- ............

- ............

- Рабия, у меня к вам просьба.

- Говорите.

- Передайте Сурайе...

- Какой Сурайе?

- Дочери Дюндара...

- А-а...

- ...что я буду хорошо вспоминать о ней.

- Она вам понравилась?

- Она научила меня играть на рояле...

- Мужчины всё-таки очень жестокие люди. Даже лучшие, даже такие, как вы.

- Вы не поняли меня, Рабия!..

- Мы приехали. Выходите. Прощайте. Напишите мне, когда доберётесь до родины.

...От группы деревьев отделилась мужская фигура в турецкой феске. Не доходя шагов двадцати, остановилась.

- Товарищ Хамза?

- Я.

- Идите за мной...

Из Варны в Одессу вместе с грузом литературы его отправили морем на рыбацкой фелюге. Провожал пожилой седоголовый болгарин, называвший себя Венко.

В Одессе, в двух километрах от берега, ночью, груз принял человек, назвавшийся Назаром. Он же, купив железнодорожный билет до Коканда, посадил Хамзу на поезд.

В пути Хамзу застало начало первой мировой войны.

Некогда, в приснодавние времена, высочайшим повелением самодержца всея Руси государя-императора Александра III Александровича мужское население национальных окраин Российского государства как в мирные дни, так и в период военных действий освобождалось от службы в армии и от всех видов обязанностей трудовой повинности - в связи с языковыми затруднениями.

Последний русский царь это повеление своего августейшего родителя частично отменил и некоторые минимальные свободы, милостиво дарованные его отцом малым народам, взял назад, то есть упразднил, хотя языковые затруднения были ещё отнюдь не преодолены.

Указом Николая II мужчины всех национальных меньшинств, проживающих на далёких и близких окраинах Российской империи, в возрасте от двадцати одного года до пятидесяти пяти лет подлежали мобилизации на тыловые работы в центральные губернии.

Указ был нелепый, жестокий, дикий. Сотни тысяч людей, не знавших русского языка, не умеющих ни читать, ни писать на своём языке, никогда не покидавшие родные южные края, должны были переместиться в незнакомые, суровые места, были обречены на страдания и муки, а многие - на верную гибель.

А чтобы снять ненужное напряжение и предотвратить излишние слухи и кривотолки, царская администрация поспешила успокоить на национальных окраинах тех, кого надо было успокоить. Как только указ был обнародован, все начальники губерний, уездов и волостей получили срочные телеграммы, в которых перечислялись категории населения, освобождавшиеся от мобилизации на тыловые работы. Это были: все местные должностные лица; религиозные судьи и мусульманское духовенство; старосты и старшины городских кварталов и кишлаков; служащие местных частных компаний; сотрудники просветительных учреждений, находящихся под государственным надзором.

Особенно подробно разъяснялось то положение, по которому всем местным состоятельным лицам разрешалось "вместо себя и членов своих семей нанимать на тыловые работы людей, нуждающихся материально..."

Указ был впрямую направлен против беднейших слоёв населения, против тех, кто занимался в городе и в сельской местности непосредственным физическим трудом.

Указ был нацелен против народа.

И он вызвал взрыв народного негодования, небывалую по своему размаху бурю всеобщего возмущения, протеста и яростного сопротивления.

С особой силой волна мятежей и неповиновения властям прокатилась по Туркестанскому краю.

Наиболее грозные события - вооружённые столкновения с полицией и войсками, убийство нескольких чиновников туземной администрации - произошли в Кокандском уезде и городе Коканде.

Там, где к моменту начала волнений революционная агитация была поставлена лучше, чем где-либо в другом месте Ферганской долины - самого густонаселённого района Туркестанского края.

Там, где прямой призыв местной социал-демократической организации к неподчинению царскому указу прозвучал (после Джизака) открыто и громко, как нигде в Туркестане.