Антон Дубинин - Испытание

— Это все щит, — сказал он вслух, осознавая наконец, что штука у него на руке — чужая, и надо бы ее вернуть. — Возьми его, спасибо тебе. Кстати, как там твой господин — это ведь твой господин, рыцарь, на которого напали?.. Он жив?..

Мальчик отошел на несколько шагов, склонился над простертым на земле. Кольчужник, насквозь пропоротый куда-то в корпус, куда — не видно из-за огромной лужи темной крови — лежал на спине, раскидав руки, как распластанная морская звезда. Голова его в плосковерхом закрытом шлеме была закинута на сторону. Оруженосец — тоненькая фигурка в зеленом поверх коротенькой какой-то кольчужки — опустился на колено, распуская завязки господского шлема. Кретьен понял правду еще когда увидел, как у мальчика дернулись и закаменели плечи, но все же счел своим долгом спешиться и подойти.

Оруженосец поднял голову, и Кретьен вздрогнул всем телом — неужели судьба ему встречать на пути призраки прошлого, без конца, без конца… Это Арно, мальчик из Ножана, стоял перед ним, глядя отчаянными карими глазами, и свет золотил его мягкие, подстриженные в кружок волнистые пряди.

Впрочем, нет — оруженосец заговорил, и голос у него оказался совсем не похож, да и разрез ореховых горестных глаз… Хотя с тех пор прошло двадцать лет. Он мог и ошибаться.

— Мой господин, благородный сир… Он мертв. Удар оказался смертельным.

— Мне очень жаль, — глупо сказал Кретьен, чувствуя себя лишним и бесполезным. Что-то надо было сказать, только вот что?.. И зачем?.. А, вот, вспомнил: — Упокой Господь его душу.

Мальчик перекрестился, опустил голову. Кретьена посетила мысль, что вот сейчас он заплачет или подымет остановившиеся глаза — совсем как Арно тогда — и криво улыбнется… И ничего с ним тогда уже не поделаешь, потому что время прошло, и то лекарство уже не подействует. Да и нет его больше у Кретьена, того лекарства. Но оруженосец не сделал ничего подобного, он просто сморгнул длинными ресницами, встал на колени и закрыл своему рыцарю глаза. Шлем лежал рядом на камешках, похожий на металлический череп.

Подошел Морель, посмотрел хозяину через плечо. Конь убитого рыцаря, устыдясь позорного бегства, вернулся и стыдливо постаивал себе неподалеку, как ни в чем не бывало объедая листву с какого-то куста. Третий конь в их компании, белый арабик изумительной красоты, но даже на вид слабенький, должно быть, принадлежал оруженосцу. Опасливо косясь на Мореля, он подошел, раздувая изящные ноздри, боязливо интересуясь запахом крови.

Кретьену очень захотелось оказаться отсюда подальше. Хорошо хоть, не оправдались его опасения о непереносимом чужом горе — оруженосец, кажется, не очень-то скорбел о своем рыцаре, не то что Арно по Милону… Убитый, кстати, оказался мужчиной лет тридцати, русым и бородатым, наверное, даже красивым — если бы смертная гримаса не исказила так сильно его черты. Что-то надо сделать с покойным, куда-нибудь его доставить — не бросать же мертвого христианина на дороге! Вот ведь приключение на мою голову. И мальчик такой славный. Дурацкая какая-то история получилась. И чего этот гад с белыми флажками от них хотел?..

— Послушай, мальчик… Я что-нибудь могу для тебя сделать?..

— Можете, благородный сир, — ответил лже-Арно с такой готовностью, что Кретьен чуть вздрогнул. Что-то ему напоминал голос оруженосца, даже не то что бы плохое — просто… печальное, напрасное. Чему бы лучше никогда не происходить.

— Что же? Я не смог спасти твоего господина, может быть, нужно помочь в его погребении?

— Да, благородный сир… И еще… Позвольте мне сопровождать вас. В вашем пути.

Только этого Кретьену не хватало!.. Заметив наконец, что все еще держит на локте чужой щит, он снял его и положил на землю, у ног хозяина. Странно, кстати — одежда у покойного зеленая и белая, а на щите — красный крест. Может, это не его герб?.. Впрочем, какая разница. Надо разобраться с нежеланным попутчиком.

— Нет, юноша, — рыцарь постарался, чтобы голос звучал как можно мягче. — Мне не нужны спутники.

…Чего-чего, а вот этого Кретьен не ожидал. Всегда, всю свою жизнь он терпеть не мог, когда люди опускались перед ним на колени!.. То ли низкое происхождение давало себя знать, то ли еще что — но при виде коленопреклоненного человека Кретьен готов был что угодно сделать, лишь бы тот поднялся. Мессиру Анри как-то раз хватило одной угрозы встать на колени, чтобы его вассал мгновенно забыл все обиды и на все согласился… А чужой паренек как знал о Кретьеновой слабости — иначе с чего бы ему еще бухнуться прямо на острые камешки и снизу вверх уставиться дурацким ореховым взглядом, умоляя о своем?

— Благородный сир… Я очень прошу вас. Позвольте мне сопровождать вас в дороге, покуда я не стану рыцарем! Пожалуйста. Ведь это о вас мне говорили. Ведь это ваш щит.

— Постой, постой-ка… Во-первых, встань с колен, пожалуйста, и немедля! А во-вторых, что за чушь ты несешь, паренек?.. Какой еще щит? Кто говорил?..

— Монахи, сир, в монастыре. Они сказали, что этот щит укроет от удара только достойнейшего из рыцарей, взыскующего Святого Грааля, а любому другому принесет смерть. Мой господин не послушал их, взял щит. Его и убили. А мне позвольте сопровождать вас в вашей дороге, сир…

— Стой, стой, — Кретьену показалось, что он сходит с ума. Он даже протянул руки, чтобы поднять мальчика с колен и — что дальше? Наверно, встряхнуть хорошенько… Но тот резво откачнулся в сторону и прижал изящные, обтянутые перчатками кулачки к груди:

— Сир, я прошу вас, ради Господа! Ведь вы — лучший рыцарь из взыскующих Святого Грааля, и я хотел бы…

— Да нет же, не может быть…

— Вы разве не взыскуете Грааля, сир?..

Вот что бы Кретьену сейчас взять да и сказать — нет! Но у него не хватило не то смекалки, не то — бесстыдства, чтобы солгать.

— Взыскую… Но… — Но об этом никто на свете не может знать, хотел добавить он — и не успел. Глаза оруженосца вспыхнули (ох, как же он похож на Арно, маленький гад), и он двумя руками схватился за Кретьенову повисшую в воздухе ладонь.

— Тогда чудесный щит — для вас. А я поеду с вами как оруженосец. У вас ведь нет оруженосца?..

(Ну и шустр ты, дружище. Только одного господина убили, а ты уже другого углядел! Но у меня нет, нет, и больше никогда, кровь Господня, не будет спутников! Будь ты хоть посланец судьбы, хоть колдун, хоть одинокий маленький мальчик — я еду один!.. Я теперь всегда еду один .) Но вслух он сказал другое, изо всех сил сдерживая вскипающие в углах глаз слезы:

— Я не отказал бы тебе ни за что, друг… Клянусь, не отказал бы, когда бы не должен был ехать один.

И, помолчав, со знакомым холодком в груди глядя на знакомый знак на плашмя лежащем щите ( я не хочу этого щита ) добавил:

— Ты во всем ошибся, друг мой. Я — случайный встречный, этот щит не для меня, и я не лучший из рыцарей. Ты ждал не меня.