Генри Мортон - Прогулки по Испании: От Пиренеев до Гибралтара

Автобус три или четыре раза чихнул и тронулся. Вскоре мы уже взбирались на крутой холм, и пассажиры, подбодренные ревом древнего мотора и скрежетом изношенных передач, перекрикивались друг с другом на пределе громкости, как это делают испанцы, решительно намереваясь создать больше шума, чем автобус. Леди Фэншоу заметила в семнадцатом веке, что, когда испанцы куда-нибудь едут, «они самые шумные и жизнерадостные люди в мире»; и это столь же справедливо сегодня. Рядом со мной сидел молодой человек с профилем попугая, который напевал себе что-то под нос, аккомпанируя мотору, — и когда старый Росинант фыркал и чихал, залезал на встречную полосу (как делают все автомобилисты в Испании) или переключал передачи на вершине холма, голос юноши триумфально повышался, почти до cante hondo [110] Монотонное жалобное пение (разновидность пения фламенко) ( исп .). , возможно, в подражание. Еще была в автобусе деревенская девушка в своем лучшем платьице, с завитыми волосами, накрашенными губами и ногтями. Во времена Форда, полагаю, она бы оделась в ярко-алый и желтый, цвета провинции, и какую-нибудь изящную соломенную шляпку, сплетенную в сотни маленьких рюше; такие до сих пор можно купить в Сеговии, а носят их поверх ярких шарфов, охватывающих тулью. Но ничто не может удержать моду: она проникнет в самую далекую хижину на самом затерянном островке. Несколько лет назад группу бушменов и бушменок послали из пустыни Калахари на выставку в Кейптаун, где их увидел я. Это были маленькие, кофейного цвета человечки с ножками-палочками и выпяченными животами; самый высокий из них достигал роста десятилетнего ребенка. Они говорили друг с другом на языке щебечущих и щелкающих звуков. Среди сморщенных, похожих на обезьянок женщин была одна почти хорошенькая, и через несколько часов после попадания в цивилизацию она разжилась — неизвестно, каким образом — помадой, которую, используя кусочек стекла в качестве зеркала, нанесла на губы со всей уверенностью следящей за модой женщины. Женщины более консервативны, чем мужчины, в том, что влияет на удобство, но более предприимчивы во всем, что касается внешности.

Мы ехали навстречу заходящему солнцу по плоскогорью, которое представляло собой по большей части голые камни и заросли кустарника. Слева открывался великолепный вид на Сьерра-де-Гвадаррама, и безбрежная меланхолия, казалось, исходила от садящегося солнца и растекалась по земле, как бывает в Ирландии. Поля жнивья и редкие акры пшеницы возвещали о приближении деревни; белые домики стояли в тени церкви, а почтальон ждал на автобусной остановке. Мы бросали ему тощую кожаную сумку с почтой и, возможно, выгружали пару мешков или деревянный ящик. Выходящих пассажиров приветствовали собравшиеся родственники, будто люди вернулись с Великой Китайской стены. Детей горячо осыпали поцелуями. Деревенский балагур отпускал пару реплик, которые в автобусе принимали с улыбками, и мы срывались прочь, пугая кур, оставляя позади запах древесного дыма и унося память о женщинах в черном, сидящих над шитьем у дверей домов. Мы остановились в скромной маленькой деревушке, где девушку с накрашенными губами и ногтями встретили отец, мать, дедушка и бабушка, а также несколько других родственников и бесчисленные ninos . Автобус стоял достаточно долго, так что мы увидели, как юная модница входит в дом, который был стар, еще когда Дон Кихот скитался по испанским деревням. Полагаю, она смоет боевую раскраску и на следующий день сделается простой деревенской девушкой, займет свое место у фонтана или станет помогать на току. В другой деревне к нам присоединились две других модно одетые девушки, направлявшихся в Авилу.

Солнце село, и ржаво-красная полоса протянулась через безоблачное небо. Мы проехали гумна, где trillos , приводимые в движение мулами и быками, медленно вращались в сгущающихся сумерках. Темную дорогу оживляли силуэты деревень, неизменных и неизменяемых. Я созерцал Испанию наших дней, Филиппа II, возможно, даже Сида — и жизнь продолжалась, как всегда; а сверху взирала на паству ее посредница между этим миром и тайнами запределья, Святая Дева с овальным ликом, восседающая на троне в плаще из золотой парчи.

Прежде чем мы добрались до Авилы, в небо выплыла полная луна, и я с трудом уже верил, что прошел месяц с тех пор, как я видел ее озаряющей сады Хенералифе. Было почти холодно, поскольку Авила находится почти в четырех тысячах футов над уровнем моря — это самый высокий город в Испании. Когда я предположил, что автобус собирается с силами перед взлетом на холм и пласу, он повернул налево и аккуратно въехал прямо в гараж. Юноши, ожидавшие этого момента, приняли каждый по пассажиру и, забросив на плечи его багаж, направились вверх по холму. Следуя за своим носильщиком, я пришел наконец к высоким, украшенным зубцами воротам и увидел башни и бастионы, разбегающиеся в лунном свете, насколько хватало взгляда. Сквозь ворота мы вошли на темные улицы, от которых ответвлялись еще более узкие и темные переулки, и я подумал: «Что ж, у меня получилось! Я действительно прошел сквозь дверь в стене. Это средние века, о которых я столько прочитал. Я узнаю их. Смогу ли я попасть обратно?»

Молодой человек привел меня в хаотичный отель, где мне сказали, что я могу получить номер и ванну. После четырех лестничных пролетов мне показали облезлую комнатку, где стояла кровать неудобного вида, с ванной в изголовье, выступающей в комнату углами, будто водопроводчик только что сбросил ее тут. Это была буквальная правда: «Комната и ванна»! Но я убедил коридорного дать мне менее экзотический номер и из окна увидел западный фасад авильского кафедрального собора, тронутый лунным светом.

Авила — единственный город в Европе, целиком обнесенный стеной. На стене возвышаются восемьдесят шесть башен, и единственный способ войти в город или выйти из него — через любые из девяти ворот. Когда смотришь на Авилу с дороги в Саламанку, что, по-моему, является наилучшим ракурсом из всех возможных, город, по форме узкий овал, оказывается чуть наклоненным к тебе. Можно разглядеть внутри стен массу красночерепичных крыш, встречающихся под разными углами, и самое высокое здание, собор, разместившийся не в центре города, как можно было бы предположить, но образующий огромный бастион в восточном углу городской стены. Вы также заметите, что довольно большая территория в западной части Авилы заброшена и не заселена, поскольку население в охвате стен в средние века было больше, чем сейчас. Однажды, когда я восхищался этим поистине совершенным памятником средневекового мира, испанец, едущий в Саламанку, остановил свою машину и присоединился ко мне. «О, — сказал он, — вы обязательно должны вернуться сюда зимой и посмотреть на Авилу в снегу. Тогда она прекраснее всего».