Алексей Пишенин - Сага о Хельги

Из леса пруссы выпустили несколько десятков стрел, но сами взбираться на дюну не стали, так что никто из викингов не обнажил меч.

— Те трусы в лесу увидели, что против них стоят самые сильные воины нашей дружины, и даже не показались, — ответил Асгрим, прихрамывая, спускаясь в ложбину.

Все рассмеялись. Кетиль сказал:

— Если бы не Гудбранд, мы бы так не хохотали сейчас. Жигволд, верно, подумал, что мы встали четырехугольником, дюжина людей с каждой стороны, и будем ждать, когда они нас окружат со всех сторон.

Гудбранд сказал:

— Пришлось его хорошенько позлить, чтобы он не подумал послать людей справа и слава и выстроить там стену щитов. Теперь такой ошибки он не совершит. Теперь нам и вправду придется встать четырехугольником и просить Одина даровать нам сил биться, как берсерки. Жигволд, может, и потерял четверть своих пеших, но их у него еще остается раза в три больше, чем нас.

— Однако из тех, кто напал на нас, обратно вернулась едва половина, а у нас нет даже раненых, — возразил Кетиль. — Теперь остальные будут долго думать, прежде чем приблизиться.

— Придется сделать так, чтобы они думали подольше, — сказал Гудбранд и во весь рост стал на гребне дюны, прикрываясь щитом.

— Конунг Жигволд, — крикнул он, — разве тебе не жаль своих людей? Взгляни на своих раненых — они молят о помощи. Не пришла ли пора обсуждать виру? Как знак своих добрых намерений мы готовы отдать вам всех ваших раненых и убитых, которые остались у нас.

Жигволд знаком показал лучникам, чтобы те не стреляли, а сам снова подъехал к основанию дюны напротив Гудбранда.

— Отдай мне моих людей, и потом ты увидишь, какую виру я назначу, — сказал он, горяча коня, а потом, развернувшись, отъехал. Жигволд крикнул что-то, и пруссы стали собирать своих раненых и убитых. Викинги стояли, укрывшись за щитами, и с доставшимися от пруссов копьями в руках, ожидая, не решится ли Жигволд на какую-нибудь уловку. Но тот стоял среди вождей и отдавал приказания, после которых каждый из всадников забирал с собой отряд воинов и уходил то на север, то на юг вдоль берега.

— Теперь они будут наступать на нас с обеих сторон ложбины, — сказал Кетиль.

— Да, а конницу оставят у моря, если кто-то из нас решит сбежать. Вверх на нас они уже не полезут, — ответил Гудбранд.

— А разве мы не будем говорить о вире, как обещал Жигволд? — спросил Хельги.

— Многие бы сказали, что теперь самое время поговорить о вире, но не таков этот конунг, чтобы отпустить нас теперь. Коли пред нами был бы конунг саксов или англов, сидели бы мы уже за пиршественными столами, а ласковые женщины наливали нам пиво, — ответил Гудбранд. — Но те получили власть от своих отцов и дедов, а Жигволд — от вождей своих племен. Как ты думаешь, долго останется он верховным вождем, ежели отпустит нас теперь, даже за щедрую виру?

— Но мы же отдали им их раненых и убитых, мы предложили им мир… — начал Калле Лучник.

— По правде говоря, — ответил Аслак, — раненых мы там не оставили.

И Кетиль кивком подтвердил, что и они добили всех, кто не успел броситься вниз с дюны.

— Не думаю, что сами пруссы поступили бы иначе, — сказал он. — Даже ромеи бы отрезали у них носы, отрубили бы руки или ослепили. А уж они-то гордятся своим милосердием.

В это время пруссы забрали всех убитых, и к дюне снова подскакал Жигволд.

— Слушай, северянин, какую виру, я у вас попрошу! — крикнул он.

Гудбранд поднялся на гребень.

— Если вы хотите заплатить нам выкуп за то, что сделали на нашей земле, — крикнул Жигволд, — то вот тебе мое слово: ты и еще десять твоих людей останетесь у нас, вы отдадите нам все серебро и оружие, потом мы отпустим остальных.

— А что будет порукой в том, что ты сдержишь свое слово, конунг? Дашь ли ты нам заложников? — спросил Гудбранд.

— Порукой у вас будет мое слово, слово князя пруссов, — ответил Жигволд.

— А что будет со мной и моими людьми, что останутся у вас? — снова спросил Гудбранд.

— Они узнают, что такое наше гостеприимство, — с усмешкой ответил Жигволд. — Заплатите ли вы такую виру?

— Что же, ты сделал нам щедрое предложение, конунг Жигволд, дашь ли нам время обсудить его промеж собой, как заведено в наших краях?

— У тебя будет столько времени, сколько надо, чтобы выпустить две дюжины стрел. Потом я жду ответа.

Гудбранд повернулся к своим людям:

— Кто-нибудь верит слову конунга Жигволда? — спросил он.

Все, даже Калле и Хельги, замотали головами.

— Кто-нибудь хочет отведать гостеприимства пруссов? — снова спросил Гудбранд.

— Лучше отведать гостеприимства Одина, — ответил за всех Асгрим, — там хотя бы есть пиво и валькирии, а здесь, думаю я, повезет, если все закончится глубокой ямой с хлебом и водой до конца дней.

Гудбранд крикнул:

— Конунг Жигволд, ты очень щедр, но мог бы быть еще щедрее. Мы не можем заплатить такую виру. Не стоит ли нам продолжить торг?

— Наш торг продолжат мечи, пока я не выполню свой обет и не получу тебя живым, — развернув коня, сказал Жигволд.

— Многие бы сказали, что ты плохой торговец, — крикнул ему вслед Гудбранд. А потом он вновь повернулся к своим людям и разделил их на две половины. Одна половина выстроила стену щитов поперек ложбины на юге, другая на севере. Во главе воинов на юге стал Гудбранд. На севере велел он всем слушать Кетиля. Асгрим с ранеными остались стеречь подступы со стороны леса, а Калле остался наблюдать за берегом и пускать стрелы в тех, кто захочет обойти их по другой стороне дюны. Хельги оказался с северной стороны и встал рядом с Кетилем, сжимая в руках копье, которое вытащил из своего щита.

— В этот раз так легко не будет, — сказал Кетиль и показал на стену щитов, которую в полете стрелы от них строили пруссы. — Теперь они пойдут вперед все разом, и мы не сможем убивать их по одному. Потому главное здесь — стоять крепко и выдержать первый натиск. Потом, когда мы сойдемся и копья станут бесполезными, нам надо будет разделиться по двое.

— Хельги, — продолжил он, — ты будешь прикрывать мне левый бок, а я возьму топор — здесь будет узко и все будут стоять вплотную. Щит мне будет мешать.

— Почетно мне защищать такого великого воина, как ты, — сказал Хельги, — но смогу ли я отвести все удары?

— Все удары могут отвести только девы-валькирии, если на поле боя защищать воина их послал Всеотец [32] Всеотец — одно из имен Одина. , но надо же и тебе придумать какое-никакое занятие, чтобы ты не заскучал и не начал тут на поле боя сочинять свои висы.

На это Хельги сказал:

— Вису я уже сочинил, и я прочту ее тебе, если останусь в живых. Или Одину, если отправлюсь в его чертоги.

— Вижу я, недостаточно тебе, что уже почти все конунги Севера слышали тебя, хочешь ты предстать перед лицом Одина. На это я скажу: думаю я, что твои висы еще недостаточно хороши для него, поэтому постараюсь, чтобы ты не покрыл себя позором из-за какого-нибудь прусского копья.