Анна Кальма - Капитан Большое Сердце

— Не похоже, чтобы такие облака нависли надо льдом, — сказал он.

Взяв бинокль, Де Лонг взобрался на вершину одного из торосов. В бинокль были ясно видны земля и вода. Ближайшие Новосибирские острова должны были находиться в 120 милях от экспедиции. Стало быть, это что-то новое?

Он дал распоряжение двигаться по направлению к земле.

Однако земля была словно заколдована: разводья, водовороты, полыньи отбрасывали отряд от земли и разъединяли караван.

«Мучились так, что я никогда этого не забуду», — писал в дневнике капитан.

Люди устали, промерзли, промокли, но близкая земля манила их: быть может, там они смогут отдохнуть на покрытых мохом откосах? Быть может, там найдется топливо?

И они снова боролись со льдом и водой, тащили на себе боты и сани, прыгали по льдинам, проваливались в трещины.

Наконец, 20 июля, Де Лонг вступает на берег. С трудом удерживаясь на крутом откосе, он водружает американский флаг.

— Друзья, — говорит он высоким, взволнованным голосом, — этот остров, к которому мы пробивались больше двух недель, — наше открытие. Я принимаю его и называю островом Беннета. Ура, друзья!!!

— Ура-а! — жидко закричали моряки, и их голоса поглотили снег, лед, вода.

Матрос Ниндеман — долговязый верзила с длинными, висящими книзу усами — взобрался на холм возле Де Лонга.

— Я не мастер говорить, ребята, — сказал он. — Новый остров — это, конечно, важная вещь и стоит ради него драть глотку. Но по-настоящему кричать «ура» надо в честь нашего капитана… Он молодец, каких мало, он вместе с нами работал, как вьючная лошадь, он…

Ниндеману не дали договорить. Раздался такой восторженный рев, какого никогда еще не слыхали в полярных льдах.

К Де Лонгу со всех сторон тянулись мохнатые рукавицы, и он не успевал пожимать все дружеские лапы, обнимать этих мужественных людей, с которыми его сроднили общий труд и общие невзгоды.

Здесь же, на острове Беннета, капитан получил от команды прозвище «Биг Харт», что означает «Большое Сердце». Команда оценила заботы и старания Де Лонга, его желание поддержать во всех бодрость, его усилия сохранить им всем здоровье и жизнь.

Вначале остров Беннета казался усталым, истощенным людям обетованной землей. Тут был плавник, годный для топлива, и в скалах гнездились тысячи птиц, которые могли служить пищей. Экспедиция с воодушевлением собирала образцы минералов и цветов, охотилась на птиц, грелась у костров и пила свежую воду из стекающих с горы ручьев. Но вскоре птицы сделались пугливыми и не подпускали охотников, топливо стало иссякать, его приходилось разыскивать. К тому же началась непогода. Ветер дул с такой силой, что было трудно удержаться на ногах, пронизывающий снег и град загоняли моряков в палатки. В палатках было тесно и мокро, у людей замерзали ноги, и тогда, чтобы отогреть их, они били по ним палками. Ночью с ближнего утеса снесло много камней. Они с грохотом лавиной катились вниз и обрушивались у палаток.

«Из палатки № 2 все выскочили, мы же отнеслись к этому совершенно спокойно, — записал Де Лонг, — мы столько пережили, что готовы ко всему».

Непогода задерживала экспедицию на острове. Де Лонг приказал пристрелить десять самых слабых собак, в том числе своих любимцев — Тома и Джима. Это было тяжело, но слабые собаки много ели и почти не могли работать. «Я должен прежде всего думать о человеческих жизнях», — записал в своем дневнике капитан Большое Сердце.

Отправляясь с острова Беннета, частью водой, частью льдом, Де Лонг разделил экспедицию на три группы — по количеству судов. Первым катером командовал он сам, вторым — Чипп, а капитаном китобойного бота был назначен Мельвилль. Де Лонг отдал Мельвиллю и Чиппу приказ держаться вблизи его катера, но, в случае если они потеряют друг друга из виду, двигаться на юг к берегу Сибири, а затем на запад, вдоль побережья, до устья Лены. Капитан предполагал добраться до Новосибирских островов, а оттуда направиться к поселениям на реке Лене. Он был убежден, что берега Лены густо заселены и что, достигнув реки, они немедленно встретят русских.

Де Лонг и не подозревал, что из-за ежегодных изменений дельты всякая карта становится ненадежной. На самой подробной из его карт значилось восемь протоков реки, а на самом деле их было свыше двухсот.

Сначала люди тащили боты и сани волоком, но лед то и дело сменялся водой, и тогда приходилось все вещи грузить в боты и спускать их на воду. Боты были перегружены, ледяная вода переливалась через борт. Иногда путь ботам преграждали льдины, и люди кирками разбивали лед, прокладывая себе дорогу. Приходилось идти то на парусах, то на веслах, и у многих руки отказывались служить. Уже становилось мало еды, не попадалось больше никакой живности, и капитан начал сокращать ежедневные порции пеммикана и консервов. Новосибирских островов все еще не было видно. Де Лонг скрывал от окружающих, как тревожит его отсутствие островов и чистой воды и большое количество молодого льда.

Нечеловеческим усилием воли он заставлял себя спокойно отдавать приказания кучке истомленных людей, вновь и вновь тащить сани и боты, пробиваться сквозь льды, спать в насквозь промокших спальных мешках, бороться с течью в катерах. Каждый раз, когда он видел, что Ниндеман, Алексей или кто-нибудь из матросов изнемогает от усталости, он приказывал им отдыхать и сам садился за весла. Команда с удивлением и даже некоторой завистью смотрела на этого некрепкого с виду человека с маленькими, почти женскими руками, который, казалось, не знал, что такое утомление.

Капитан сильно страдал от недостатка табака. Последнюю щепотку он разделил на четыре дня и курил ее, как скупец. Курение поддерживало его силы больше, чем еда. Команда давно уже курила старую кофейную гущу, и только у немногих счастливцев сохранился табак.

Спустя несколько дней, когда последняя щепотка была уже истрачена и Де Лонг изнывал от желания курить, к нему подошел матрос Эриксен — рыжеволосый швед, ребячливый и застенчивый.

— Вот, капитан, от наших ребят, — сказал он, неуклюже вытаскивая из кармана пачку табаку.

Де Лонг покраснел: он не мог принять такую жертву. Но швед настаивал:

— Вы должны взять. Ребята обидятся. У нас еще хватит на несколько дней.

Тогда Де Лонг согласился взять щепотку на одну трубку. Но Эриксен насильно засунул ему в карман всю пачку. И неизвестно, что в этот день больше радовало капитана, — драгоценная ли пачка табаку или отношение команды. Матросы видели, что капитан Большое Сердце бродит по ледяному полю и улыбается, словно случилось что-то очень радостное.

Экспедиции удалось пробиться к открытому морю. Показалась земля — это была, как и предполагал Де Лонг, группа Новосибирских островов. Был сильный ветер, волны заливали суденышко, приходилось все время вычерпывать воду. У Чиппа от ледяной воды сделались судороги. Денбар лишился чувств. Шторм трепал катера, то и дело приходилось пересекать попадающиеся льдины. Новосибирские острова — Котельный, Семеновский, Васильевский — были пустынны и голы. Только на острове Котельном стояла хижина, в которой Алексей нашел деревянную ложку, стакан и русскую медную монету 1840 года. Де Лонг знал, что на этих островах уже бывали русские полярные исследователи, в частности якут Санников, участвовавший в экспедиции Геленштрома. Но найденная монета показывала, что кто-то посетил Котельный уже после Санникова; очевидно, это была экспедиция Анжу. Впрочем, люди были здесь, по-видимому, очень давно.