Василий Балябин - Забайкальцы, книга 2

Второй шла дальневосточная фракция, состоящая из желтолампасных казаков Забайкальского, Амурского, Уссурийского и Сибирского войск. Командовал колонной боевой забайкальский офицер — есаул Золотухин. Подкрутив русые усики и лихо заломив на затылок серую папаху, он шагал сбоку, зычным голосом подсчитывал шаг:

— Ать, два, три, с левой!

— Кр-репче ногу! Ать, два, три!

Сегодня казакам повезло: перед отправкой на станцию их не только угостили хорошим ужином в гарнизонной офицерской столовой, но и выдали по чарке водки. Поэтому настроение у них поднялось, и на предложение Золотухина «запевай» согласились охотно, забыв на время все тяготы, невзгоды войны, тоску по дому. Запевалой и здесь оказался Игнат Козырь. Прокашлявшись, он, не сговариваясь с казаками, затянул широко известную в то время песню про ворона:

И сотни голосов подхватили, грохнули под левую ногу:

Шествие замыкала юго-западная фракция. Эта фракция, в отличие от дальневосточной, пестрела разнообразием казачьих лампасов. Тут были и желтые семиреченских и астраханских казаков, и красные уральских, и голубые оренбургских.

В хмурой истоме истекал день. Краем глаза видел Егор алое пламя зари на западе и окрашенную зарей понизу мохнатую, темную тучу, что медленно надвигалась на город с юга. И еще видел Егор озабоченных, спешивших куда-то людей, густые толпы их собирались на площадях, по улицам двигались войска. Мимо, навстречу колоннам делегатов, торопливо прошли две роты юнкеров. Следом за ними на рысях прошли три сотни донских казаков. И, глядя на все это, Егор смутно догадывался, что в городе происходит что-то неладное.

В пассажирских вагонах делегаты разместились по-довоенному просторно: по одному человеку на спальное место. Забайкальцы чуть не все поместились в шестом вагоне. Пробил третий звонок, загудел паровоз, и поезд плавно тронулся, медленно набирая скорость. Мимо окон вагона поплыли слабо освещенные темные силуэты станционных построек, купы тополей, каштанов, желтые в сумрачной мгле фонари, чугунные арки моста через Днепр.

Казаки, собираясь кучками, дымят махоркой — ее сегодня выдали по две осьмушки на человека. И снова среди них нудные, как осенний дождь, разговоры все об одном и том же: скоро ли конец войне, скоро ли по домам и так далее. Оживление внес Игнат Козырь: во время короткой стоянки на каком-то полустанке он выскочил на перрон и там услыхал от рабочих о событиях в Петрограде. Вместе с Козырем там были казаки и из других вагонов, поэтому новость эта в момент облетела весь эшелон.

В шестом вагоне казаки до отказа заполнили купе, где находился Козырь, плотной массой забили коридор, заняли все ближние, средние и верхние полки. Красный от возбуждения Козырь рассказывал:

— Ночесь все и произошло. Рабочие, с какими мы разговаривали, и газетку нам показывали, где об этом пропечатано. Советская власть объявлена. Да-а, братцы, теперь-то уж всамделишная революция. Рассказывали они, как и министров арестовывали, сначала-то они не сдавались, заперлись в царском дворце и охрану вокруг с пулеметами выставили, все офицерья с юнкерами. Битвы с ними было немало, потом уж с какой-то судны ка-ак ахнут, прямо по дворцу и — в атаку. Ну конечно, каких-нибудь час-полтора, и готово дело. Раскидали всю охрану, многих побили и министров прямо тепленьких взяли голыми руками.

— Дела-а!

— Теперь куда же их, на распыл?

— Судить будут.

— В одном сплоховали, — продолжал Козырь, — самого-то главного, Керенского, проворонили, сбежал, подлюга. Видит, дела-то плохи, он и сообразил, холера его забери, — в бабскую одежу нарядился и сиганул из дворца.

— В мамзелю нарядился министр!

— Ха-ха-ха.

— Вот это прокурат, небось и шляпу с пером нацепил, и зонтик, как полагается?

— Жалко, Чегодаева нашего не было там, уж он бы не пропустил никакую мамзелю. Он на них дока.

— Так, значит, и смылся?

— Как в воду канул. Ему што, только бы из дворца-то выбраться, а там в автомобилю — и поминай как звали.

Сообщение Козыря подтвердилось на первой же остановке.

Железнодорожники станции Хмара отказались пропустить поезд дальше, машинист и вся поездная бригада исчезли как дым в утренней синеве. Остановка длилась около двух часов.

Пока руководители съезда улаживали создавшийся конфликт при содействии начальника местного гарнизона, добивались пропуска, казаки из всех вагонов хлынули к вокзалу, в момент заполнили просторный зал ожидания и буфет. Большая толпа их собралась на перроне, где молодой рабочий, взмостившийся на пустой ящик около фонаря, читал им большевистскую «Правду». Несколько экземпляров «Правды» и «Нашего знамени» гуляло по рукам казаков. Одну из газет удалось заполучить Козырю, и он впервые увидел в ней портрет лобастого человека в штатском костюме и при галстуке. Досадуя на свою неграмотность, Козырь поискал глазами кого-либо из знакомых грамотеев и, увидев в толпе Егора, поспешил к нему.

— Егорша, ты ведь, кажись, маракуешь по-печатному-то? Прочитай-ка, кто это на патрете-то?

— Да это же Ленин.

— Ле-е-нин! — Козырь слыхал о Ленине, вот и сегодня о нем вспоминали часто, но видеть главного руководителя большевиков Игнату еще не доводилось, и он, тормоша Егора за рукав, говорил, заглядывая посельщику в глаза: — Вот он какой, оказывается, а? Ведь вон каких делов натворил, а по виду-то самый обыкновенный человек, по одеже-то навроде как купеческого звания. Никаких отличиев, смотри… — Козырь уже поднял левую руку, намереваясь показать Егору портрет поближе, да так и ахнул от изумления: газеты в руке не оказалось. — Это что же такое! Матери твоей сто чертей! — Плюнув с досады, Козырь окинул взглядом близстоящих казаков. — Только что держал в руках и даже не заметил, как он ее спроворил! Штоб ему, собаке, подавиться этой газетиной! Ох, узнать бы, кто это обработал, уж я бы ему показал кузькину мать.

Егор, смеясь, подзадорил посельщика:

— А што бы ты с ним сделал?

— Што сделал! — сердито округляя глаза, повысил голос Козырь. — Да я его, гада, незаостренного в песок воткнул бы кверху брыком! Знай, подлюга, наших. Вить обидно же, Егорша, ну сам подумай, я за эту газетку целую пригоршню махорки отвалил амурскому казаку, и на тебе, изволь радоваться, махорки лишился и газетой не воспользовался. Эка, паря, народ-то пошел какой сволочной, прям-таки на ходу подметки рвут.

Теперь уже все делегаты съезда были в курсе петроградских событий. Поезд двинулся дальше глубокой ночью, но, несмотря на поздний час, в шестом вагоне, как, впрочем, и в других, долго не смолкали разговоры.