Татьяна Янковская - Детство и отрочество в Гиперборейске, или В поисках утраченного пространства и времени

Папа договорился со своим знакомым Аристовым, который преподавал в местном филиале Пермского политехнического института, что он будет дополнительно заниматься с Аней математикой, чтобы подготовить ее для поступления в вуз. Но Аристов то и дело сбивался на разговоры о литературе. Он любил пьесы Чехова, а папа пьес не любил, он любил рассказы. У мамы же Чехов – любимый писатель. Ане пьесы Чехова казались странными, ей больше нравился Бернард Шоу, хотя одна из его пьес – «Дом, где разбиваются сердца» – явно написана под влиянием Чехова. Интересно, что даже в отношении классиков у людей такие разные вкусы! Этим летом Аня начала читать «Идиота» Достоевского и была потрясена: казалось, он писал на другом языке, не таком, как все русские писатели, которых она читала до сих пор. Нарочито корявым, даже уродливым был его язык. А Сима говорит, что это ее любимый писатель. Да и дедушка любит ссылаться на него, правда, он, кажется, предпочитает его публицистику. Может быть, Аня чего-то не понимает? Герои Достоевского тоже необычные, гротескные в своих крайностях, хоть это и не сатира, как у Гоголя. Надо будет попробовать еще что-нибудь его почитать.

В феврале студенты Пермского университета выступали в ДК калийщиков. Концерт был замечательный. Столько талантливых ребят! У них есть настоящий джазовый ансамбль с потрясающим ударником, но самое большое впечатление произвел на Аню дуэт, исполнявший песни Новеллы Матвеевой. Это была совершенно новая для нее поэзия. «Эти дома без крыш словно куда-то шли… Шли… Плыли, как будто были не дома, а корабли».

Последнее время в журналах печатали много современной поэзии, выходило множество поэтических сборников. Некоторые девочки завели тетрадки, куда переписывали любимые стихи. Динара показала Ане свою – почти сплошь это был Эдуард Асадов. Например, «Люблю я собаку за верный нрав»: «Собаки умеют верно дружить, не то что кошки – лентяйки и дуры. Так стоит ли, право, кошек любить и тех, в ком живут кошачьи натуры?!» Разве это стихи? Какая примитивная, фальшивая назидательность в этом! А папа ей читал недавно «Некрасивую девочку» Заболоцкого: «А если так, то что есть красота, и почему ее обожествляют люди? Сосуд она, в котором пустота, или огонь, мерцающий в сосуде?» Эти стихи, конечно, лучше по форме, но по сути… «И пусть черты ее нехороши, и нечем ей прельстить воображенье…» – как можно такими глазами смотреть на ребенка? Тем более что эта девочка, может быть, просто гадкий утенок и похорошеет, когда вырастет. И почему «или»? Не кроется ли за этой дешевой философией месть какой-то красивой женщине, которая не любила поэта? Настоящий поэт и о неразделенной любви говорит иначе – «там, быть может, перестанет биться это сердце, полное тобой». «Стансы» были одним из ее любимых стихотворений Лермонтова, а Лермонтов оставался одним из любимых поэтов. Сколько юмора, иронии скрыто в пружинящем ритме «Свидания»:

А вот в «Молитве» тот же размер звучит совсем по-другому – в чем здесь секрет?

Вот это поэзия…

В школе Ане подарили сборник стихов поэтов, погибших на фронте, – Коган, Кульчицкий, Майоров, Отрада. «Бригантина» Когана уже стала популярной песней. Но Аню покорил Михаил Кульчицкий, особенно своим стихотворением «Я очень сильно люблю Россию», пронизанным морозом, осенней синевой, степным ветром:

…когда степь под ногами

накреняется набок,

и вцепляешься в стебли,

а небо – внизу, под ногами,

и боишься упасть в небо.

Вот Россия. Тот нищ, кто в России не был.

Как жаль, что Кульчицкий погиб! Аня часами сидит в библиотеке в ДК Ленина, выискивает материалы, готовясь к урокам литературы. Она сделала в классе доклад о символизме, о Брюсове и Блоке. Готовясь к сочинению «Маяковский – поэт революции», прочитала о нем книгу Катаняна и все стихи, которые смогла найти. Те, что особенно ей понравились, были не о революции. Папа любит «Хорошее отношение к лошадям» и «Гейнеобразное», но что это по сравнению с «Флейтой-позвоночником» или «Про это»! А вот эти пронзительные строки посвящены той самой Лиле Брик, о которой рассказывала невеста Вити Стесина:

Дым табачный воздух выел.

Комната —

глава в крученыховском аде.

Вспомни —

за этим окном

впервые

руки твои, исступленный, гладил…

Здесь всё смешалось: мода-декаданс, литература – и живая любовь. Как в жизни.

И в пролет не брошусь,

и не выпью яда,

и курок не смогу над виском нажать…

Над виском не нажал, но через пятнадцать лет выстрелил себе в сердце. А Сима рассказывала Ане про Татьяну Яковлеву, с которой у Маяковского был в Париже роман и которой он посвятил стихи: «Я все равно тебя когда-нибудь возьму – одну или вдвоем с Парижем».

Аня уже поняла, что больше всего ее увлекает литературоведение, история искусств. Для этого надо, наверно, идти на истфак. Но когда она заикнулась об этом дома, услышала: «Ну и кем ты будешь? Учительницей истории?» Она подумала об Александре Евлампиевне – действительно, не самая увлекательная работа.

Родители рады, что Аня не хочет быть химиком, как они, потому что это вредная для здоровья, а значит, неподходящая для женщины профессиия. Господи, что же остается? Физика ей нравится, но, скорее, прикладная – то, что они изучают на занятиях по КИП. Ведет их инженер с калийного комбината Алоис Антонович, который восхищается тем, как Аня бойко рисует по памяти на доске схемы двухлампового или трехлампового усилителя и легко понимает то, что они проходят.

Кроме того, что Аня занималась математикой с Аристовым, она еще решала все задачи из учебника, даже если их не задавали. Но на городской олимпиаде по математике выступила не очень успешно – как всегда, подвела задача на построение. Второй участник из их школы, Саша Леонидов, на класс моложе Ани, решил ее и набрал больше баллов. Жаль, Саша не в их классе – он умный, симпатичный мальчик. Его родители работают в артели слепых, наверно, Сашина жизнь дома со слепыми родителями сильно отличается от жизни других ребят, но по нему это не видно.

А на химической олимпиаде Аня оказалась лучшей в городе, во многом благодаря новой учительнице и тому, что они начали изучать органическую химию, которая показалась Ане логичной, стройной и совершенно самостоятельной наукой, тогда как неорганическая химия казалась ей просто придатком физики. Алла Артемовна с первого урока поразила и заразила ребят своей энергией и любовью к предмету. Поговорив минут пять, она подошла к урне в углу класса, смачно сплюнула, повернулась и, как ни в чем не бывало, продолжила урок. Никто не засмеялся. Все заметили шрам под шарфиком, закрывающим шею, и поняли, что сплевывание каждые несколько минут было вызвано какой-то серьезной проблемой. Разнесся слух, что в молодости Алла Артемовна выпила уксус из-за несчастной любви, но ее спасли, и теперь у нее то ли искусственный пищевод, то ли еще что-то. Но это было совершенно неважно, потому что она была замечательной учительницей. Она так любила свой предмет, что нельзя было не проникнуться если не любовью к нему, то хотя бы уважением к учительнице. Увидев, как легко Ане все дается, Алла Артемовна стала давать ей более сложные задания, а после победы на городской олимпиаде предложила, чтобы Аня приходила к ней домой по воскресеньям заниматься дополнительно. Аристову папа платил за уроки, а Алла Артемовна занималась с ней бесплатно. Она сама поехала с Аней на областную олимпиаду, и когда Аня заняла первое место, расплакалась от радости.

Читать дальше