Дмитрий Петровский - Повесть о полках Богунском и Таращанском

Вся легкая артиллерия таращанцев выдвинулась на линию леса, прикрываясь своим кавалерийским заслоном с боков. Скрытая пламенем горящего леса от идущей неприятельской кавалерии, она-то теперь и встретила с фланга на картечь новых всадников, еще не знающих о поражении.

Под Бердичев явились лучшие герои Красной Армии, под командой которых и рядом с которыми и вчерашние трусы сделались героями и раз навсегда поверили в правое дело борьбы за освобождение, забыв о страхе смерти навсегда, потому что перед ними открывалась с победой свобода: неведомое, не испытанное трудящимися чудо жизни.

После этого боя «сводников» нельзя было силой оторвать от таращанцев. Никто из них не хотел «признаться» потом при перекличке в своей фамилии, боясь, чтобы не оторвали его от геройских рядов первого батальона таращанцев, обучавших их благородному делу — побеждать.

Батько ехал в вечерних сумерках полем, усталый, как выкосивший луг косарь.

И грустно сделалось седому воину-герою. Он сказал едущему с ним рядом пленному галичанину-кавалеристу:

— А слухай сюды, парубок. С плугом бы пройтись по этой доброй земле, слушая песню жаворонка, вот этим всем побитым. Га? Так нет же, бросили, дурьи головы, свою землю, пошли, обманутые проклятым Иудой, на своих же братьев, таких же крестьян: твои галичане— на нас, на черниговцев, киевцев, полтавцев, таких же хлеборобов, как вы. Коней, выпестованных на горных прикарпатских пастбищах, недобранных проклятой войной, пооседлали и, вместо того чтобы отстаивать от насильника и набежника собственную землю и заодно с нами добывать свою свободу, пошли, чтобы своевать нас. Да разве нас можно своевать? Видал ты русскую землю хоть на карте? А ну ж, попробуй объехать ее на коне! В жизнь не обскачешь! И всюду ты встретишь, хлопче, то, что встретил сегодня, когда пойдешь ты на нас войной. Разве б ваши собаки офицеры разговаривали так со мной, когда бы взяли меня сегодня в бою, как я тебя взял? А я ж вот тебя не тронул, хоть и поднял ты на меня руку, шенок желторотый. А я выбил у тебя клинок, да и оставил живого, бо посмотрел я на тебя: жалко тебе умирать, молодой ты, жить тебе еще надо, любить надо, работать, детей растить, да мало ли чего тебе еще в жизни требуется. Жалко тебе умирать. Стой! Повертай коня обратно, гони назад да скажи своим то, что слышал от меня — от красного командира-мужика. Пускай идут к нам. Стыдно вам с нами воевать, галицкие крестьяне, — и все равно нас не своюете. От души тебе все сказал… Вертай коня и скачи к своим.

Молодой всадник ехал понурясь, слушал и не верил, что батько на самом деле его на волю отпускает.

— Ну, что ж ты не повертаешь? — спросил его батько. — Не веришь? Боишься, что вдогонку пустим тебе в зад пулю или зарубим тебя для насмешки? Не бойся, мы не такие… Эй, братва! — крикнул батько, обернувшись. — А ну, пропустите цего вершника, я дарую ему свободу,

— Хай видъизжае! — закричали эскадронцы.

— Може, ще раз попадется, тогда уж головы не сносит!

Галичанин вдруг, обернувшись, крикнул:

— Ну, хай же буде ваша слава!

И, пришпорив коня, помчался в поле, как выпущенная на волю птица. Проскакав уже далеко, он еще раз остановился и что-то крикнул, привстав на стремена и махая шапкой.

— Нехай же знают, дурни, що занапрасно вмирают. Опустятся руки у них от нашей крепкой думки, — сказал батько торжественно и, вздохнувши, добавил, как бы в оправдание своего поступка: — То есть агитация!

Бойцы одобрили батьков поступок.

— Закинув батько жарину в того галичанина. Поки доиде, витром роздуе: вин туды палю привезе в сердци, як сам не собача душа. Витер гуде — пожар буде!

Ехали за батьком беспощадные рубаки, которых не угнетал вид густо разбросанных трупов: и сами не боялись они ни сегодня, ни завтра бросить свои жизни на риск боевой удачи. Но и им передалось настроение батька, и на них дышала — из-под несмрадных еще трупов — здоровым, взывающим к жизни запахом пробуждающаяся весенняя земля, и чуть-чуть грустно стало, и захотелось добра всему живому, покоя, счастья.

— Жаль, що не можна заспивать писню, — сказал запевало Непомнящий. — Тут еще неблагополучно.

— Та чого там неблагополучно? Спивай! — отозвался батько. — Так нас свои скориш знайдуть.

Батько ехал на пересечение железной дороги на Шепетовку, желая установить связь с Кабулой. Где-то вдали еще грохотал, то приближаясь, то удаляясь, бронепоезд. То, должно быть, Щорс, старый мортирец, ощупывает противника перекрестным артиллерийским огнем.

Щорс знал, отправляя Боженко с одним батальоном да с ненадежной придачей ему «сводников» в направлении Рай-городка и Янушполя, что батько, опираясь на мощную артиллерию, играющую у него, «как трубы в руках умелого капельмейстера», даже если встретит сильнейший удар врага, — все равно его не пропустит. Поэтому, на всякий случай бросив ему вслед для связи конную разведку Девятого полка, Щорс выдвинул в направлении Шепетовки для наблюдения за этой линией бронепоезд «Гром» и приказал батьку огибать Бердичев слева, не углубляясь дальше Тетерева. Девятый полк занял отбитые вчера таращанцами Пятки и пошел к Татариновке. Сам же Щорс выехал на броневике «Грозный» по линии на Житомир в сопровождении — подсобного броневика, имея в общей численности артиллерии на броневиках: на «Грозном» — восемь орудий, из них два шестидюймовых, да на «соломе» [34] «Солома» — импровизированный бронепоезд из укрепленных мешками с песком площадок пульмановских вагонов. такое же количество трехдюймовых.

Щорс рассчитывал артиллерийской демонстрацией загнать наступающего врага в «лузу» — в угол к Бердичеву — и разбить его двойным охватом: справа и слева.

Он знал, что в середине дня к Бердичеву подойдут остальные два батальона и четыре эскадрона таращанцев под командой Кабулы и — в случае прорыва неприятеля на Бердичев — встретят его как надо; а поэтому все утро «гонял уток» с бронепоезда, как он выражался, И «утки» слетались туда, куда гнал их Щорс: в угол, к Бердичеву.

Но, услышав во время очередного маневрирования к Бердичеву разрастающийся бой на юге; на батьковой стороне, Щорс вернулся к Бердичеву ему на поддержку и как раз застал на станции только что прибывших таращанцев с Кабулой.

А разведка доносила ему, что батько ввязался в бой и его пехота пошла в наступление.

Поэтому-то Щорс немедленно послал ему на поддержку все четыре эскадрона, а Кабуле с двумя батальонами и остальной частью конницы велел наступать на Чудново-Волынск. Сам же опять повел «Грозный» на поддержку Девятого полка в направлении Житомира.

Правильность этого расчета вскоре оправдалась.

Вынужденные сойти с линии железной дороги, петлюровцы повсюду попадали под фланговый двусторонний удар.