Шауль (Саул) Черниховский - Теленок мой

В этот миг она решительно ненавидела коров... Всех. Ненавидела их женское начало них. Ненавидела женщин и слепое в них вожделение...

Насколько отвратительны, насколько отталкивающи коровы эти. Давно Батия пришла к великому выводу: тело женщины красивее тела мужчины, причем, на любой вкус. Про себя знала почему: из-за «довеска» у мужского тела.

Коровы же выглядели безобразно сзади, в отличие от женщин. Все пространство между задних ног заполняло вымя - влажный покачивающийся мешок, отвисающий довеском раздутой живой плоти с длинными, какими-то глупыми сосками, торчащими пучком во все стороны.

- Здесь! Здесь мой суд и расчет с ним, будь он проклят!

Слова эти, сказанные про себя, относились к немецкому профессору, типичному германскому ученому - знатоку в своей профессии, близорукому с малым числом мозговых извилин, с ледяными, голубовато-водянистыми глазами и большим животом - сейчас, несомненно, одному из помощников Гитлера, видящему в каждой женщине сосуд для его семени, профессору, который провозгласил, что женщина не более, как «довесок к своей матке».

Фраза эта оскорбила ее и в то же время словно бы поставила на колени, действительно как удар кнутом по лицу.

В это время во двор коровника вошел работник. Молодая коровенка прыгнула из угла на другую, совсем малую.

- Батия, - сказал работник, - скажи Даниэлю, что малая «требует», видишь же?

Девушки были освобождены от необходимости вводить корову между двумя сваями к приводу быка.

Смущение охватывало девушек, когда туристы и гости кибуца спрашивали о назначении этих свай, а парни объясняли намеками, краснея.

- Скажу ему, - ответила Батия.

- Ну куда ты, дура? - Даниэль набросил веревку на шею коровы и начал толкать ее между свай, да она и будет сопротивляться и вообще не отличает одного быка от другого, и никакого даже намека на чувство, на тягу к кому-то определенному, никакого прихорашивания грубого вожделения, просто позыв требует удовлетворения. Фу!

И вновь вспомнились Батии слова немецкого профессора: «Нет в мире женщины, которая бы устояла...» Неужели это так? Отвратительно!

И чего это она помнит эти слова из книги? Нет! Она - женщина гордая, которая не делает свое тело доступным всему миру. «Гордая?» - думает она. Сколько раз меняла о себе мнение. Каково же оно сегодня?

Обрывки гипотез «ученых», фрагменты размышлений разных мыслителей, афоризмы писателей, выводы романистов, лоскутья систем приходят к ней сплошным потоком, и она принимает их заключения как приговоры, и последнему из ею прочитанных - судить и миловать.

Началось это с того дня, когда дали ей книгу Фореля, и она начала читать литературу, посвященную половому вопросу.

После этого первого чтения, которое вызывало рвоту при мысли обо всем мужском, целый год она не могла совладать собой, мыла руки после каждого даже легкого прикосновения к ней мужчины сначала карболовым мылом, а затем и другими. Казалось ей, что все осквернены, больны «теми болезнями», которые рождаются плотскими наслаждениями. И дала она себе обет, что никогда не выйдет замуж.

После двух лет она начала медленно излечиваться от этой мании и даже осторожно принимать знаки внимания противоположного пола, очищаясь от ощущения скверны, которую внес в нее Форель, постепенно возвращаясь в нормальное состояние.

Но тут опять навалились научные книги, романы, обсуждающие все тот же «вопрос».

Пришел период Отто Вейнингера с его книгой «Пол и характер».Опять смешались все ее мнения, сотряслись все основы, которые она приняла и не приняла, по знанию или незнанию, в сознании ли, в бессознании, и вдобавок из опыта каждодневной жизни.

Книги, книги. Один автор разрушает, другой строит: этот категорически постановляет, этот непререкаемо отбрасывает. Каждый стоит на своем.

Пока не попалась ей книга «Техника брака».

В советской России общественность публично обсуждает этот вопрос. И вправду, так ли он прост? До того прост, что нет необходимости в других книгах кроме «Техники брака»?

Один из ее знакомых, в прошлом студент в Германии, рассказывал ей: молодые студенты первым делом вступают в корпорацию, где для начала изучают трактат «Как пить». И если вопрос любви представляет для всех известную необходимость, почему не изучать его, как, положим науку о гигиене в школах? А может, это оскверняет душу? Кто имеет на это право?

И опять та же система - предмет германской гордости и высокомерия: все по параграфам и подразделам с нумерацией и обозначениями.

А ведь «все это» должно возникнуть спонтанно, в смятении чувств, в каком-то мгновенном безумии, от внутреннего сверхнапряжения, в полусознательном состоянии.

Ведь медицина берет в счет такие пограничные состояния. Маятник раскачивается, то предпочитает, то отметает, прорывает границы по прихоти своей воли. И все это должно прийти бурей, взрывом чувств, преувеличенных страстей, поисками сверхнаслаждения, а не изучением таблиц с римскими номерами, запоминанием параграфов. Все может случиться, но не по... программе.

Да, это предел. Иначе, где же граница? Искать новые пути, а они, по сути, старые-старые, совсем близки к временам «романтиков»?!

Пока Батия погружена во все эти мысли, входит Даниэль, набрасывает веревку на шею малой коровенки. Ведут, потому что она «требует».

Нет! Это месть женского начала. Сегодня ведут коровенку в этом коровнике, потом придет другой, и не вспомнит ее, и вся тяга и привыкание к нему падут на этого другого.

Ожидает ее симпатичный теленок по имени Билеам, любимец их рабочей группы, черный молодой теленок голландской породы с «белыми носками» у копыт и белым пятном - звездой - на лбу, крепкогрудый, весь как из цельного черного металла, мясистый, со скрыто напористой мощью производителя. Голова небольшая, влажная пасть, широкие

горячие ноздри. Привязан за шею, полон внутренней напряженности. Глаза его круглы, налиты кровью, совсем не как у коровы - миндалевидные, мечтательно-дремотные в своих орбитах.

Теленок все время в движении, в желании неожиданного выбрыка, скачка: сломать забор, прорвать ограду. Клубок силы, в любой миг готовой к нападению, и нет у него сзади никакого безобразного вымени, и от этого собранность его особенно гибка. Недаром древние, ощущая все это, взяли его символом силы, золотым теленком, до чего красив у египтян был Апис!

Вот она - истинно действующая форма призыва «плодитесь и размножайтесь», парализующий в своем скрытом напоре символ плодоношения в своей природной завершенности.

В тот день. как обычно, работы было невпроворот, и не было минуты углубиться в размышления, которые приходили потоком, фрагментами, наплывали пластами, исчезали и возвращались.