Лев Вирин - Солдат удачи. Исторические повести

— Оклемался поп. Грицко, плесни ему в харю ещё немного.

Перед пленниками, картинно подбоченясь, стоял пан в богатом, расшитом золотым позументом кунтуше. Пан был молод, черноус, сабля — в серебре, пистоль — за поясом.

— Неплохая добыча нынче: поп-схизматик да басурман. Что, Остап, поймаем собаку да вздернём всех троих на одном суку: татарин, поп да собака, их вера одинака... — захохотал пан.

Седоусый Остап нахмурился.

— Ни, пан Николай. Поп наш, православный. Его вешать не треба.

— Знаю, вы тут все схизматики. Прикажу, так и вздёрнешь.

— Вздёрни. Твоя воля. Но недели через две придёт сюда Омар- бей с родом Мансур, и станет тебе, ой, невесело, — ответил Сафи-бей.

Он говорил негромко, спокойно, как будто и не лежал связан­ный.

— А ты что ли важная птица? — спросил пан.

— Я Сафи-бей из рода Мансур, есаул Измаил-бея. А наша месть покажет тебе, пёс, чего я стою.

— А я Николай Глинский, сын черкасского старосты. И коли за­хочу, так вздёрну тебя али посажу на кол. Но столь важную птичку есть смысл приберечь. Небось, род Мансур не пожалеет двести червонцев за батыра.

— Может, и не пожалеет.

— Что ж ты не ждёшь помощи от Измаил-бея? Он нынче везёт посла, на есаула ему, небось, наплевать, — заметил пан Николай.

— Ничего, Измаил-бей свои долги помнит долго и платит сполна, — ответил есаул.

— А с попом что делать? — спросил Грицко.

— Оставь его, — сказал Сафи-бей. — Он мой друг. У отца в Крыму сидит десятка два ваших шляхтичей. Отдадим за него одного или двух.

— Ну что ж, — сказал пан Глинский, — добыча неплоха. Федоса, правда, он прирезал, да чёрт с ним. Никудышный был казак. Пленных на коней! Уходим.

Пленных привезли на хутор, спрятанный на лесной поляне у ручья, и сбросили связанных у стены сарая.

— Ах, дурак, раззява. Проворонил засаду, — ругал себя Сафи-бей.

— Может и спасёмся, — заметил Ондрей. — Пан-то — католик, а казаки — православные. Он их и в грош не ставит.

— Да не станет пан нас вешать, — ответил есаул. — Жаден больно. Богатый выкуп хочет получить. Только получит ли?..

К пленникам подошли седоусый Остап и мужик с клочковатой бородой, развязали:

— Повечеряйте с нами.

Черкасы уселись в кружок, вокруг котла с кулешом. К священнику они относились с явным почтением, на татарина поглядывали с нена­вистью.

Остап достал из торбы бутыль зелёного стекла, отхлебнул и пу­стил по кругу. Казак, сидевший рядом с Ондреем, протянул ему бу­тылку:

— Отведай нашей горилки, отче! В Москве, небось, не пробовал.

Ондрей слышал о новом хмельном напитке. Его называли по-раз­ному: водка или живая вода 9. В Московии водка ещё была редкостью, а в Литве её гнал каждый третий пан, да ещё и заставлял своих хлопов покупать. Однако попробовать Ондрею ещё не доводилось. Он осто­рожно отхлебнул из горла. Крепкая горилка обожгла, Ондрей закаш­лялся с непривычки. Остап протянул ему ломоть сала:

— Заешь, батя.

Кулеш с салом был хорош. Сафи-бей к свинине не притронулся, съел только кусок хлеба с луковицей.

Бородатый мужик странно смотрелся среди длинноусых, бритых казаков. Ондрею стало любопытно:

— Что ли ты наш, российский? — спросил он.

— Тверской. Из-под Великих Лук. Митькой кличут.

— А сюда как попал?

— Как Великий князь покорял Тверское княжество, царские люди у меня скотинку порезали да лошадь забрали. Куда деваться? В полную кабалу продаваться не схотел. Убёг! — охотно рассказывал мужик. Бродяг было много, и судьба горемыки никого не интересо­вала. — Много я поскитался по Русской земле. Клепки бил для бочек, в дворне у князя Оболенского служил. А тут услышал о здешних землях и пошел посмотреть.

Ах, добрые земли! Разве ж их с нашими суглинками и супесями сравнишь? Тут сунь в землю оглоблю, телега вырастет. Пшеничка со­зревает! Да вот, близок локоть... Татары. — Мужик замолчал и со злостью кивнул на Сафи-бея. — Знаешь, отец, я всё мечтаю разыскать в лесу, где погуще, полянку. Землянку выстроить. Избу-то опасно, со­жгут. Огородик небольшой, поле самое маленькое. И можно бы жить. Степняки нынче друг с другом грызутся, Орда с Крымом. Авось, про­глядят мой хуторок? Как думаешь, батюшка?

— На Дону казаки так-то живут. Я у них в станице Волчьей был, видел. Да они завсегда с оружием ходят, готовые.

— И я бы ходил! Прав ты, батя, к донским-то и надо податься. Наши, православные. А в Литве паны — все больше латынщики.

— Попробуй. Придёшь в Волчью, передай атаману привет от Сафи-бея. Он друг ему.

— Ну? — мужик с уважением глянул на есаула. — Непременно пе­редам.

Потом им снова связали руки сыромятными ремнями и спустили в глубокий погреб под домом. Ондрея вязал тот же толстый Грицко. Он не слишком старался, и Ондрей сумел незаметно напрячь мускулы и подсунуть ему руки так, что ремни легли не на запястья, а чуть выше. Сафи-бея старый Остап связал на совесть.

По приказу пана Николы казаки вытащили длинную лестницу и закрыли крышку. Друзья остались в полной темноте. Выждав немного, Ондрей принялся растягивать ремни на руках. Небольшая слабина, ко­торую он сумел выиграть, позволяла шевелить кистями. Ремни подда­вались с трудом. Но мало-помалу слабина увеличивалась, и часа через три, ободрав шкуру на руках, он смог освободиться.

— Давай руки, Сафи! — шепнул Ондрей. — Развяжу.

— Развязался? Ай, молодец! Давай! — обрадовался есаул.

Трудно было на ощупь развязать хитрые узлы в полной темноте. Но, наконец, они поддались.

— Ну, теперь-то мы им покажем, — шепнул есаул. — Лестницу они подняли. Как бы добраться до выхода?

— Залезай мне на плечи, — ответил Ондрей.

Сафи ловко влез на плечи Ондрея, прислушался, потом спрыг­нул:

— Они там разговаривают. Рано ещё. Подождём, пока уснут. Ничего. Попомнят Сафи-бея. Надо ждать.

Ждали долго. Ондрей нервничал, но Сафи-бей сдерживал его:

— Не торопись. Лучшее для нас время — перед рассветом. Самый крепкий сон.

— Сафи, почему Измаил-бей не пришёл нам на помощь? — спро­сил Ондрей.

— Он везёт посла. Измаил своей головы не пожалеет, лишь бы до­везти его в Крым живым и здоровым, — ответил есаул. — Но из Крыма пошлёт нам помощь тотчас. Не сомневайся.

— Ежели доживём до этой помощи.

— Сами уйдём! Руки свободны, а они не того ждут.

Наконец, Сафи-бей сказал:

— Время!

Ондрей встал к стенке и подставил плечи. Сафи-бей долго слу­шал, потом очень осторожно приподнял люк. Выждал. Всё тихо. От­крыл побольше, потом, придерживая двумя руками, чтоб не стукнуть, открыл совсем. Было тихо. Слышно только, похрапывал кто-то. Сафи- бей присел и шепнул Ондрею:

— Трудно вылезти. Можешь поднять повыше?

— Становись мне на ладони!

Ондрей напрягся и поднял друга на вытянутых руках. Тот изо­гнулся и бесшумно выскользнул из погреба. Ондрей тихонько подка­тил к люку тяжёлую бочку с солеными огурцами, влез на неё, но вылезти не решился, боясь зашуметь. Он напряжённо вслушивался. Ка­залось, стало ещё тише. Храп прекратился. В люк просунулась голова Сафи-бея.