Лев Вирин - Солдат удачи. Исторические повести

Спинола сделал вид, что не замечает заносчивости боярина, и был «сама любезность». Скоро боярин оттаял, стал говорить охотнее. Торговый договор с прославленным банком сулил России явные вы­годы.

— Венецианцы считают, что, кроме них, нам и товаров фряжских купить негде, тем более, и добрых мастеров не сыскать, — молвил он. — Придётся им хвост поджать да цены скинуть. Доложу Великому госу­дарю. А уж там, как он решит, так и будет.

Из крепости синьор возвращался довольный.

— Этот важный боярин — крепкий орешек, — говорил он Онд- рею. — Не беда, и не таких удавалось приручить, а при случае, и вокруг пальца обвести. Толмачил ты бойко, не запинался. Разузнай у москови­тов, влиятелен ли Шеин при дворе, близок ли к государю.

Рэб Иосип предупредил, что завтра с утра состоится отпуск, про­щальная аудиенция посла Шеина ханом Менгли-Гиреем. Отпуск будет на площади перед ханским дворцом. Однако перед этим посла позовут внутрь для разговора.

— Я договорился, — сказал старик. — Хан замолвит о вас доброе слово Шеину.

Утром, вместе с другими купцами, синьор въехал в Кырк-ор через южные ворота. Миновали караимский город, проехали ещё одни ворота в могучей внутренней стене и оказались в Ханской ставке.

На небольшой площади перед дворцом собралось всё посоль­ство, купцы и охрана, возглавляемая Исмаил-беем.

Ждали, не сходя с сёдел. Вот из дворца вышел толмач хана и при­гласил посла. Ждать на жарком южном солнце было тяжело. Невысо­кий, широкоплечий татарин подъехал к Ондрею и спросил насмешливо:

— А ты, урус мулла 5, что здесь делаешь?

— Я толмач, — ответил ему дьякон. — А ты кто?

— А я Сафи-бей, есаул Измаил-бея. Охранять вас буду. Страшно ехать через степь?

— Ну, коли нас хранит такой богатырь, то бояться нечего.

Сафи-бей засмеялся.

— Молодец! Правильно говоришь, — он поправил саблю в укра­шенных серебром ножнах и отъехал на свое место.

Толмач хана поманил синьора Спинолу. Вместе с ним прошёл во дворец и Ондрей. Чернобородый, чем-то озабоченный хан восседал на резном помосте, покрытом мягкими подушками, в тенистом дво­рике. Пониже, тоже на подушках, сидели пятеро смуглых стариков в роскошных халатах.

«Главы родов», — сообразил Ондрей.

Посол стоял перед ханом, за ним — дьяк и молодой подьячий.

— Так весной, только лёд сойдёт, Великий государь отрядит ка­симовского царевича и своих воевод разорять улусы Саид-Ахмеда, — сказал посол и оглянулся на молодого подьячего. — Чего запнулся, Степка? Толмачь! А ты, хан, отпусти с весны своих молодцов на Украину.

«Молодой — толмач у Боярина», — отметил про себя Ондрей.

Хан важно кивнул.

— Отряжу. Дорога на Украйну нашим молодцам ведома. И пере­дай брату моему, Ивану Васильевичу: дружба наша с Москвой неру­шима, как луна на небе. И за поминки спасибо. Рысья шуба согреет меня в степи, как поеду зимой на охоту. А ещё, боярин, едет с тобой знатный фрязин 6из Генуи, — хан показал на синьора Спинолу. — Сей фрязин — мой друг. Пусть Великий князь его пожалует. Ну и ладно. Доб­рый путь.

Все низко поклонились хану и пошли на площадь. Хан вышел на балкончик. Измаил-бей на тонконогом, красивом жеребце подъехал к балкону и склонился перед ханом.

— Береги посла, Измаил-бей, — сказал Менгли-Гирей. — В степи тревожно. Головой отвечаешь за боярина. Да хранит вас Аллах, вели­кий, милостивый и милосердный!

Отпуск кончился.

Первый день ехали неспешно. Для татар седло — дом родной. А синьор Спинола с трудом привыкал к высокому татарскому седлу.

Впереди каравана ехал, смежив узкие глаза, Измаил-бей. Глянешь со стороны — дремлет. На самом деле он всё видит и все замечает. Же­лезный порядок в караване поддерживался с первого и до последнего дня. Впереди и по бокам, на полёт стрелы, скакали конные разъезды. За главным отрядом стражи следовал боярин Шеин со свитой, потом купеческий караван, за ним полуголые пастухи гнали табун в четыре сотни коней на продажу в Рязань. Два десятка всадников охраняли ка­раван с тыла. Сафи-бей не спеша разъезжал по всему каравану, наблю­дая за порядком.

Измаил-бей знал степь, как свою ладонь. Он вел караван по сухим междуречьям, а к вечеру выводил на поляну у тихой степной речки. Тут была и вода, и топливо для костров. Помнил все броды, все родники в степи, все опасные места, где можно ждать засаду.

Вечером старый Донателло с Васькой Вороном поставили для синьора шатёр. Ашот на двух таганках готовил хозяину ужин. Стрено­жив лошадей, Ондрей с Вороном пустили их пастись на мягкой травке. Поужинали хлебом с луковицей и солёной рыбкой. Варить кулеш в пер­вый вечер поленились.

— Вёдро нынче. Роса богатая. Дождя вроде не будет. Можно и без шалаша обойтись, — сказал Ондрей.

Они завалились спать под кустом калины, укрывшись овчинным тулупом.

На второй день синьор Гвидо спросил Ондрея:

— Как следует обращаться к послу?

— Боярин Шеин, Дмитрий Васильевич.

— Димитри, это понятно. Василэвич, Василэвич. Варварские имена! — молвил Гвидо и тронул коня, догоняя посольство.

Ондрей погнал свою кобылку следом. Синьор Спинола, вежливо поздоровавшись, с боярином сказал:

— В Европе сейчас много говорят о Московии. Полвека назад никто о Москве и не слышал, а при нынешнем государе она явилась перед нами, аки прекрасная Венус из пены морской.

— Стёпка, о чем это фрязин толкует? — спросил боярин, повер­нувшись к подьячему

— Венус — богиня языческая, у древних римов до Христа почи­тавшаяся, — объяснил Степан.

— Сие сравнение не к поношению Москвы, а к прославлению её служит, — поторопился исправить оплошность хозяина Ондрей. — Синьор говорит, что Держава Московская возвысилась, словно чудес­ным Божьим изволением.

Интерес знатного чужеземца к истории Москвы понравился боя­рину, и он с удовольствием начал рассказывать:

— И верно, Божьим изволением и покровительством Царицы Не­бесной возвысилась Держава наша. Два века прошло, как получил в удел Москву князь Данило, младший сын князя Александра Невского. Самый бедный и захудалый удел достался ему.

Да, видно, Пресвятая Богородица хранила сей город. Москов­ские князья по деревеньке, по городку собирали воедино Державу. Тяжко им приходилось! Сколько серебра отвезли в Орду ханам да хан­шам. Сколько накланялись чванным татарам. Тогда царь Ордынский в силе был, всё от него зависело.

Зато стала Москва Великим княжеством, возвысилась и разбога­тела. В соседних княжествах споры и свары, а у нас завсегда тишь да порядок. И престол княжеский переходит не от старшего брата к млад­шему, как велось у суседей, а от отца к сыну. Старший сын получал глав­ную часть, а не поровну с другими. И для младших братьев был он завсегда вместо отца.