Михаил Кураев - Саамский заговор [историческое повествование]

— Я в этой графе обычно пишу «самообразование». Можно добавить «не ниже среднего».

— И книги пишете?

— Пишу.

— И статьи пишете?

— И статьи.

— Какие языки знаете?

— Русский. Саамский. Немецкий. Английский.

— Шведский знаете?

— Читаю со словарем.

Алдымов не мог знать, что именно письмо на шведском обретет в руках следствия убийственную силу.

— О чем ваша книга «Лопари»?

— О лопарях… Кольского полуострова. История. Расселение. Рождаемость. Смертность. Ассимиляция. Хозяйственный быт.

— Это я не для протокола, а просто для себя хочу вас спросить, — Михайлов положил перо на край чернильницы. — Как же вы, не имея образования, пишете про саамов книги? У меня тоже есть кое-какое самообразование, а ведь я книг не пишу.

— Вы тоже можете. Выучите саамский язык. Научитесь различать его диалекты. Объездите Бабинский, Мотовский, Нотозерский, Краснощельенский и остальные погосты и становища, их, к сожалению, не так уж и много. В Ловозере тоже интересный народ. Поговорите с людьми. Соберете материал. Получится книжка. Изучить язык или какой-то предмет не так и сложно. Нужны только книги и время.

— Да, со временем-то как раз туго… — сокрушенно произнес поглощенный службой офицер, первый раз в жизни пожалев об упущенной возможности стать беззаботным ученым. Раньше он и не знал, что это так просто.

Иван Михайлович вспомнил свою поездку в Краснощелье и, подавив вздох, дескать, вот чем приходится заниматься, вместо того чтобы тоже книжки писать, подвинул первый лист протокола и протянул перо:

— Прочитайте и подпишите.

Алдымов пробежал глазами листок, поправил две ошибки и подписал.

— Что вы там исправили? — раздраженно спросил Михайлов.

— «Самообразование» пишется вместе.

«Учить вздумал, нет, здесь я тебя поучу», — Михайлов собирался начать помягче, но теперь передумал.

— C моим образованием я получаю одну зарплату. А вот вы умудряетесь с вашим самообразованием получать аж две зарплаты. Деньги от Комитета Севера при ВЦИК получали?

— Я могу предъявить копию моего письма товарищам во ВЦИК и перечень расходов, подтвержденных соответствующими квитанциями.

— Смотрю, вы к допросу уже загодя готовились.

— Ни к какому допросу, извините, я не готовился. Просто деньги требуют учета и отчета. Так уж привык. Итак. На радио в Ловозере — сто рублей. На карбасы для речных переправ — сто рублей. На радио в Иоканьге — четыреста рублей и шестьдесят рублей в доплату за помещение. Это то, что я получил, и то, что я потратил.

— И о чем же вы пишете вашим товарищам во ВЦИК?

— Прошу сохранить за мной эту зарплату, чтобы я мог расходовать ее на помощь лопарскому населению. Наличие в моем распоряжении небольших финансовых средств позволяет избежать проволочек, переписки, согласований в решении текущих дел. Могу представить отчеты по тратам на гервасских, пулозерских, екоостровских и мотовских лопарей. Естественно, отчеты, платежки у меня дома.

Подписав первый лист протокола, Алдымов не выпускал из рук перо.

Взяв вставочку из рук Алдымова, Иван Михайлович сразу перешел к делу.

— Ладно. С вашими денежными делами, кому надо, разберутся. Я вас вызвал не для этого. Хочу вас предупредить, Алексей Кириллович, что вам придется дать чистосердечные показания о вашей враждебной диверсионно-террористической деятельности, — и, не дав прийти в себя ошеломленному подследственному, тут же добавил: — Помните с самого начала, что ваши признательные показания я из вас выбью. Рано или поздно, но выбью.

— Почему вы мне угрожаете? — спросил Алексей Кириллович и тут же подумал о Светозаре. Такой разговор быстро не кончается. Каково ему там одному в доме?

— А как же с вами разговаривать? — жестко спросил офицер в синей гимнастерке. — Вы и ваша организация представляют угрозу для страны, а вам угрожать нельзя. А врагам мы не только угрожаем…

«Как много злобы умещается в этом маленьком человеке… И голова-то с репку… Чего он хочет?»

— Ваши слова вызывают во мне боль и стыд.

— Мои слова должны вызвать у вас только одно — желание дать признательные показания.

— Но я не знаю никакой организации, враждебной нашей стране. Откуда этот вздор?..

— Не оскорбляйте органы словом «вздор». Вы спрашиваете: откуда? — Этот кучерявый с лбищем, с красивыми глазами, с рожей, от которых млеют бабы, начинал его тихо бесить. — Вы спрашиваете меня: откуда? Вы ждете, что я вам расскажу о нашей агентурной работе, о том, как органы выявляют врагов нашего строя? Зачем вы спрашиваете? Может быть, вам за это тоже платят еще одну зарплату? — Удачный ответ Ивана Михайловича заметно остудил Алексея Кирилловича. — Вон вы какой любопытный, Алексей Кириллович, — насладился своим успехом следователь. — Вы отказываетесь отвечать на вопрос о возглавляемой вами диверсионно-террористической организации? Я правильно понял?

— Правильно. Я понятия не имею ни о какой подпольной диверсионной или еще какой-то там организации, — сказал Алдымов, чувствуя, как ему не хватает воздуха. «О чем же спрашивали Симу? Вот так же?..» — ужаснулся Алдымов.

Михайлов склонился над протоколом и не спеша записал обстоятельный вопрос и коротенький ответ.

— Говорите, что понятия не имеете, а знаете, что она подпольная. — Михайлов счел уместным здесь чуть улыбнуться и покачать головой. — Давайте говорить начистоту. Зачем у вас в музее хранятся материалы по меньшевикам, по эсерам? Какое отношение к краеведению имеют материалы английской контрразведки?

— Есть так называемый коллекционный принцип. Собираем все, потом классифицируем, распределяем по отделам, по темам, что-то отбирается в экспозицию, что-то идет в фонды…

— А что-то и в списки недовольных соввластью!

— Наш долг — собирать все ценные исторические источники…

— А наш долг — предотвращать вылазки врага! — Михайлов был в ударе и мысленно благодарил Шитикова. — Коллекционеры! Выявляете тех, кто боролся с нами, кто состоял во враждебных партиях. Выявив контингент своих будущих сторонников, зачем же хранить материалы дома под полом, пожалуйста, хоть на витрине. Теперь вы понимаете, почему вас пригласили рассказать о созданной вами подпольной антисоветской террористической организации?

— Еще раз со всей ответственностью заявляю: никакой подпольной организации не знаю и отношения к таковой не имею, — твердо сказал Алдымов.

— Хорошо. Отказ от содействия следствию может вам очень повредить. Очень. Вы взрослый человек, можно сказать, ученый и понимаете, что ваше позднее раскаяние в запирательстве уже вам не поможет. А вы раскаетесь в том, что отказались сотрудничать со следствием.

— Я не отказываюсь… Я готов отвечать на любые конкретные вопросы, а не опровергать фантастические обвинения.