Зигфрид Обермайер - Калигула

— Значит, ты приведешь женщину…

— Угадал.

Сабин положил монеты на стол и вышел. Если Елена откажется прийти сюда, получится, что он напрасно потратился. Тогда придется искать другие пути. В любом случае, отступаться он не намерен.

Калигула проснулся весь в поту, с головной болью и неприятным привкусом во рту. Солнце уже поднялось высоко, его лучи проникали сквозь щели в тяжелых пурпурных занавесях.

Этот свет мешал, Калигуле казалось, что солнце хочет досадить ему. Император схватился за серебряный колокольчик. Слуга тут же появился в дверях. Калигула со злостью показал ему на занавеси, но тот, неправильно истолковав жест, раздернул. Приступ гнева вернул Гаю Цезарю голос:

— Задвинь обратно, баран! Я не хочу сейчас солнца!

Он со стоном повалился обратно на постель. Головная боль притупилась, но мерзкий привкус мертвечины сохранялся.

— Вина на травах и воды!

Выполоскав рот, император сделал несколько глотков и почувствовал, как его измученный желудок сопротивляется.

«Человеческое тело не пригодно для удовольствий, когда их много, — с горечью подумал Калигула. — Почему божественный близнец не дал мне больше сил? Веселые пиры уже начинают мстить — головной болью, коликами в желудке, вонью во рту и хриплым голосом».

Но вчерашний вечер доставил ему столько удовольствия! Недавно Калигула пришел к выводу, что верность народа императору должна превосходить все остальные чувства, и сразу решил это проверить. Один сенатор — по-видимому, неисправимый республиканец — позволял себе сомнительные разговоры о принципате вообще, а Калигула воспринял их как личное оскорбление. Человека приговорили к смерти, но его старший сын выступил против и тоже был казнен. Жену и мать осужденных, брата и двух сестер Калигула пригласил на следующий день во дворец к обеду. Он приказал поставить на стол лучшие блюда и вина, успокаивал их, отпускал шутки, но те сидели с каменными лицами, почти не притрагивались к еде, и от императора не ускользнуло, что юноша с трудом подавляет свою ненависть к нему.

«Ты тоже уже покойник, — подумал хозяин. — Пусть твоему телу и позволено сейчас сидеть за императорским столом».

— Это был приговор сената! — не в первый раз воскликнул Калигула. — Разве может принцепс действовать вопреки решению сенаторов? Это было бы против всех правил!

Аппетита у них не прибавилось, но вот заставить их выпить император мог. Сначала они должны были поднять кубки за здоровье обоих консулов, потом — богов на Олимпе, весталок, императорских сестер, его дяди Клавдия Цезаря и, конечно, много раз за него самого, Гая Августа.

Поскольку Клавдий как раз находился в Риме, Калигула приказал доставить дядю во дворец, представил его своим гостям и велел — как ученому рабу — почитать греческих поэтов.

Клавдий заикался, и в конце концов одна из сестер казненных улыбнулась. Она тут же притихла, как только мать угрюмо глянула на нее, но Калигула же радостно зааплодировал.

— Хоть кого-то мне удалось рассмешить! — торжествовал он.

Потом он напился так, что все последующие события для императора покрыла густая пелена тумана. Он только помнил, что собирался затащить в постель более красивую из сестер, но опьянение помешало.

«Это просто поправить», — подумал Калигула, ощущая тяжесть в чреслах. Уже два дня он не имел женщины, потому что не мог решить, какую из них осчастливить. Все они — от двенадцатилетней рабыни до благородной матроны, матери семейства, — ждали только его кивка. Он мог владеть всеми! Представление о том, какие лица при этом будут у некоторых господ заставило его рассмеяться.

Это случилось вскоре после его возвращения с Сицилии. Друзиллу провозгласили Пантеей, а его одолело жгучее желание женщины. Звать рабыню представлялось божественному Августу недостойным, и он пригласил во дворец патрициев, известных своими красавицами-женами. Так он мог выбирать спокойно, не торопясь.

Среди приглашенных присутствовал Валерий Азиатик, чья жена особенно заинтересовала Калигулу, потому что он видел, как та пыталась спрятаться, чтобы ее не заметили. Другие бросали на него томные взгляды, делали все, чтобы привлечь внимание императора, но сегодня он хотел осчастливить жену Валерия Азиатика, известного своим богатством, чувством юмора и полным отсутствием тщеславия.

Он поднялся и вытащил Валерию из-за спины мужа.

— Смотрите, смотрите, кто тут прячется, не желая порадовать императора!

Валерия покраснела и опустила голову. Ее супруг делал вид, будто наблюдает самую что ни на есть обыденную сцену, не произнес ни слова и выжидал.

«Его счастье, — подумал Калигула, — что он знает меня и понимает, чего делать никак нельзя».

Он отвел упирающуюся Валерию в соседние покои. Она была красива, эта молоденькая патрицианка, но не сделала ни одного движения ему навстречу, и удовольствия Калигула не получил. Когда все кончилось, женщина разрыдалась. Император отвел ее обратно и толкнул к мужу.

— Получай, Валерий! Пора бы тебе научить ее, как следует угождать мужчине. Что толку в хорошеньком личике, если внутри холодно и сухо?

Смущенные лица остальных так воодушевили Калигулу, что он послал слугу за деньгами. Их он бросил несчастной на колени и произнес:

— Император оплачивает и такие услуги! Но только медью, потому что ни золота, ни серебра ты не стоишь! Тебе еще многому надо научиться!

Окрыленный приятными воспоминаниями, Калигула откинул одеяло и встал.

И правду говорят про проституток, что они — лучшие любовницы. Они не застывают ни от страха, ни от благоговения, их зады так весело танцуют, что это доставляет настоящую радость.

Тут ему вспомнилась гречанка Пираллия. Перед ним сразу возник ее образ, стройная фигура, серо-зеленые глаза, блестящие каштановые волосы. В ее присутствии императора свалила священная болезнь, после которой он почувствовал себя богом, она стала свидетельницей того значительного события. При этом он так и не прикоснулся к ней.

Сладко зевнув, Калигула взялся за колокольчик.

— Занавеси отодвинуть! Ванна готова? Пришлите Каллиста!

Слуга, почувствовав доброе расположение императора, робко улыбнулся.

— Все готово, император! Каллист ждет твоего пробуждения.

В тот же миг вошел секретарь, поклонился и протянул несколько свитков пергамента.

— Некоторые важные решения…

— Нет, Каллист, не сейчас! Проводи меня в термы, тебе наверняка тоже надо освежиться.

Каллист подавил тяжелый вздох. Он уже искупался сегодня, но ему ничего не оставалось, как сделать это еще раз.

В огромном дворце располагались две бани. Одна под открытым небом, ее использовали только летом; для холодного времени года существовали термы поменьше, воду там можно было быстрее подогреть. Туда они и отправились.