Зигфрид Обермайер - Калигула

Легат созвал всех трибунов и сообщил следующее:

— Только что из Рима поступило распоряжение. По приказу нашего императора Гая Юлия Цезаря Августа Германика в Рим должны быть доставлены из перечисленных храмов статуи богов.

Далее следовал список, но никто уже внимательно не слушал.

Старший по рангу трибун попросил слова:

— Извини, легат, если я задам несколько вопросов. Ты считаешь разумным лишать город, дружественный Риму, его святынь? Разве в Риме недостаточно изображений Юпитера или мастеров, которые могли бы их изготовить?

Легат смущенно откашлялся:

— Вопрос о том, считаю я это разумным или нет, не стоит. У императора должны быть причины для подобного приказа, и ни мне, ни вам не пристало обсуждать его решения. Мы получаем приказ принцепса и выполняем его. А мой приказ одиннадцатому легиону звучит так: защищать прибывших из Рима во время выполнения задания. Отвечают за это два наших юных трибуна с двумя центурионами. Остальные всегда должны быть наготове. Это означает, что никто в ближайшие дни не имеет права покидать лагерь. Все!

Это было тяжелым ударом. Сабин послал своего слугу Лариния за вином, запер дверь и пил, проклиная императора с его безумными приказами. Он опустошил почти весь кувшин, когда в голову пришло, что надо известить о сложившемся положении Елену.

— Приказ из Рима, любимая! Ничего нельзя поделать. Я в отчаянии, несчастен и зол…

Хоть она и женщина, но должна понимать, что военный приказ не исполнить нельзя. Но он не мог понять! Какое отношение имели к нему статуи Зевса? Почему он с мечом в руках должен был потворствовать этому святотатству? «Потому что ты трибун одиннадцатого легиона, Корнелий Сабин», — ответил он сам себе.

Надо было взять себя в руки! Строптивых трибунов тоже наказывали. Он мог навредить себе.

Задача перед ними стояла и правда неприятная. Слухи о намерениях императора быстро распространились по всему Эфесу, и люди начали волноваться. Открыто никто не сопротивлялся, это было бы опасно, а только исподтишка выражали недовольство, и очень сильное.

На первом месте в списке стоял древний храм Зевса в центре города. Огромные размеры статуи поставили римлян перед неразрешимой проблемой. Извлечь громовержца можно было, только разрушив часть храма. Чиновники посоветовались, но решения не нашли и обратились к Сабину.

— Если в приказе императора не упоминается о разрушении храма, значит, надо послать в Рим просьбу о более подробных указаниях.

Все согласились и отправились к другому храму, вход в который охраняли особенно красивые статуи Зевса и Геры.

Как только они приблизились, сразу собрались люди. Из толпы раздавались дерзкие и оскорбительные выкрики.

— Что Рим обворовывает наши провинции, известно всем, а теперь он решил отобрать и наших богов?

— Убирайтесь, варвары!

Сабин старался не обращать на это внимания, но про себя соглашался с людьми. Он со своими солдатами оттеснил народ с площади, но отдал приказание мечи из ножен не вынимать. Между тем подъехала арба, запряженная двенадцатью волами, и рабочие принялись обвязывать статую Зевса веревками.

Сабин и его воины окружили их плотной стеной, и теперь трибун молил всех богов, чтобы Елена случайно не стала свидетельницей происходящего. Прошло несколько часов, прежде чем мраморного бога аккуратно уложили на солому, привязали веревками, и арба под свист кнутов тронулась к пристани.

В храме бога Посейдона они опять столкнулись с трудностями. Рядом со статуей бородатого бога морей, занимавшей центральное место, здесь были установлены изображения Зевса и Плутона — властителей неба и земли, моря и подземного мира.

Храм открывался только в дни праздников, и никто не знал, где находится ключ. Главный жрец был в отъезде, а его заболевший помощник лежал в постели, ни о чем не зная. Между тем наступил вечер, и римлянам пришлось уйти ни с чем.

На следующее утро Сабин с одобрения легата взломал тяжелую дверь. Зайдя в полутемное помещение, они зажгли факелы и обнаружили пустой постамент Зевса — сама скульптура исчезла. Начальник приехавших из Рима грязно выругался и бросился в дом больного жреца, угрожая ему процессом оскорблении величия, но врач и слуги поклялись, что хозяин уже много дней не вставал с постели.

Однако самое трудное им еще только предстояло. В главной святыне города — в храме Артемиды — наряду с изображениями разных богов стояли и статуи Зевса, которому дочь титана Лето подарила близнецов Артемиду и Аполлона.

Новость о том, что римские легионеры хотят осквернить любимый храм горожан, молниеносно облетела Эфес. Она не могла оставить равнодушными жителей большого богатого города. Артемида считалась покровительницей Эфеса, и многие боялись, что богиня разгневается, если они допустят в храме такое святотатство.

Сто пятьдесят легионеров оказались лицом к лицу с толпой в несколько тысяч человек. Люди окружили святыню живой стеной, и, судя по всему, не собирались отступать перед вооруженными воинами.

Сабин посоветовался с другими трибунами и начальником римлян. Он не хотел брать на себя ответственность за кровавую бойню. По мнению же старшего трибуна, они, в конце концов, не воевали с Эфесом, и без четкого приказа в случае необходимости пройти к статуям по трупам ничего предпринимать не следовало.

Солдаты вернулись в лагерь и нашли у легата полную поддержку своим действиям.

Приехавшим из Рима пришлось возвращаться домой с весьма скудной добычей. Возглавляемый эту делегацию человек, правда, высказал неопределенные угрозы, но они ни на кого не произвели впечатления.

Легат посчитал так:

— Император достаточно благоразумен и не одобрит бойню из-за нескольких статуй. Я убежден, что мы найдем понимание.

Это высказывание подтвердило то, как плохо легат знал своего императора.

Сабин вздохнул с облегчением. За мужественное и разумное поведение он получил в награду семь свободных дней, тут же послал записку Елене, и она согласилась встретиться.

Довольный и счастливый, он отправился в снятое жилье. Хозяин привел комнату в порядок и обставил ее, но Сабин тут же передвинул кровать в дальний угол, чтобы она не бросалась в глаза, стол поставил к окну, подсунув под его ножку монету, поскольку тот качался. Хозяин дома мрачно наблюдал за его действиями.

— За двадцать денариев в полгода нельзя рассчитывать на шикарную обстановку, — заметил он.

— Я этого и не требую. Но рассчитываю на то, что табурет не развалится, когда к нему прикоснешься. Попробуй-ка, присядь на него!

Хозяин молча унес табурет. Сабин вытащил мешочек с двадцатью денариями, высыпал на стол и сел на скамью. Он посмотрел в окно и залюбовался зеленью обрамленного кустарником луга, видом похожего на шар холма, чьи террасообразные склоны покрывали заросли виноградника.