Сергей Максимов - Цепь грифона

И Судоплатов, и Фитин, и Эйтингон уже знали, что это значит – «политические вопросы»… Никто из них не посмел бы даже намекнуть на подобное без риска получить обвинение по самым суровым статьям Уголовного кодекса. Население, попавшее под немецкую оккупацию, было угнетено и психологически, а затем экономически и физически. Оно не сразу могло осмыслить весь трагизм того положения, в котором оказалось. Была ему непонятна и логика немецких оккупационных властей, которые вдруг направили свои силы на поддержание колхозов.

Но когда осенью урожай стал выметаться, как при уже забытой продразвёрстке, когда молодёжь стали готовить к отправке в Германию, – становилось ясно, что теперь речь идёт не о «новом порядке». Речь идёт о рабстве под страхом смерти. Да что говорить, когда всё имущество населения, начиная от жилья и домашних животных до личных вещей и даже кухонной посуды, было объявлено собственностью великой Германии.

– Что-то я не припомню примеров партизанской войны на русско-германском фронте до революции, – заявил Фитин.

– Вы просто не знаете о них. У меня боевое крещение, первое ранение и даже первый крест – это всё партизанские действия. Многое просто забыто. Но я должен заметить, что и в той войне многое из уже имеющегося опыта было не использовано. В том числе из зарубежного опыта.

– Например? – спросил Судоплатов.

– Например, в ту войну умные головы предлагали широко использовать опыт гражданской войны в США. Американцы в прошлом веке имели самую широкую сеть железных дорог. Большая их часть находилась в северных штатах. Южане первыми создали подразделения кавалеристов-рейнджеров, в вооружение которых, кроме карабина, револьвера и сабли, стала входить динамитная шашка. И главной целью этих ребят стали диверсии на железных дорогах. Слово «рейд», кстати, придумали тоже они, когда возникла необходимость нападения на станции в тылу противника. Заодно они коней и скот угоняли. Сейчас царит неразбериха вокруг понятия «партизанская война». Всяк подразумевает своё и на свой лад. Одни народную войну считают войной истинно партизанской. Другие боятся упрёка в том, что они партизаны, поскольку появилось другое понятие времён гражданской войны – «партизанщина». Что совсем не одно и то же, что партизанская война. В прошлые годы за разговор о партизанской войне на захваченной противником территории могли поставить к стенке. Вот военные теоретики и потеряли дар речи. Хотя у покойного маршала Тухачевского я прочёл, что есть два типа партизанских действий: классовый и национальный. Ну, с национальным характером всё понятно. А классовый характер – это как? О партизанских отрядах немецких пролетариев вы что-нибудь слышали? А о партизанских отрядах французского крестьянства? Может быть, он имел в виду батьку Махно? Кстати, опыт его тоже необходимо использовать, и мне думается, отголоски этого опыта мы на Украине скоро услышим. Вот так, если кратко. Основной вывод Особой группы – нужно вывести действия в немецком тылу из сферы руководства политических органов. Агитационные листовки на вражеской территории разбрасывать будет нелишне, но пора вместо листовок забрасывать в немецкий тыл оружие и боеприпасы. И раз уж под партизанскими действиями стали понимать все вооружённые действия в тылу противника, то создать штаб партизанского движения.

– И что, мне свою бригаду нужно передать этому штабу? – возмутился Судоплатов.

– Ни в коем случае, – отрывисто произнёс Суровцев. – Штаб партизанского движения должен заниматься именно народной войной. Почему я так долго и говорил об истории вопроса. А там, в штабе, и политработникам место найдётся. Пусть штаб называется партизанским, но истинно партизанские действия в нынешней ситуации – это действия диверсионно-разведывательных подразделений. И ваших и армейских. И вообще, настало время говорить о специальных военных действиях и о подразделениях специального назначения, чтоб прекратить эту путаницу. Кроме того, – обратился он к Фитину, – сбор разведывательных данных – вторая главная задача нового органа. Представители возглавляемых вами управлений изначально предполагаются в организационной структуре. Уф, – выдохнул он, – устал, право.

И у начальников двух управлений, и у Эйтингона не возникло никаких вопросов. Все молча размышляли над сказанным. Действительно думали, что может следовать, если положения доклада Особой группы будут приняты в Кремле.

– Я в Генеральный штаб. А вечером, точнее ночью, с вашего позволения, навещу Новотроицына, – попытался закончить разговор Суровцев. – И сразу же передам его кому-нибудь из ваших людей. Тому, кто будет работать по вопросу внедрения наших агентов.

– Договорились, – согласился Фитин. – Я ночую здесь. До трёх ночи я в кабинете. Мой сотрудник будет вас ждать. Наум Исаакович, проводи меня. Переговорим. До свидания.

Они обменялись рукопожатиями. Фитин и Эйтингон направились к двери.

– До свидания. И оперативной вам удачи, – сказал вслед уходящим Суровцев.

После ухода Фитина и Эйтингона Судоплатов недолго помолчал.

– Сергей Георгиевич, а почему вы ничего не спросите о Лине? – вдруг поинтересовался Павел Анатольевич.

– Наверное, потому и не спросил, что знал: вы сами заговорите о ней.

– Хитрец вы, однако. Вскружили девушке голову и в сторону, – не хотел упускать эту тему Судоплатов. – Я серьёзно говорю. Вчера вызвал её, чтоб дать поручение. Она, как школьница, влетела. А потом, так получилось, я обманул её ожидания. Тут я и понял, что она рассчитывала ехать к вам на Пречистенку. А я ей про своё…

– Павел Анатольевич, – перебил его Суровцев, – позвольте начистоту.

– Конечно.

– Если вам необходимо, чтоб рядом со мной был ваш человек, то вы так прямо и скажите.

– Вы меня не поняли, Сергей Георгиевич! Неужели я, начальник управления, буду заниматься сводничеством?

– Прошу прощения.

– Принимаю ваши извинения. Меня в данном вопросе интересуют соображения службы. Так вот. Ей предстояло одно ответственное задание, на которое я послать теперь её не могу. Не то состояние у человека. Чему вы улыбаетесь?

– В ближайшие дни я сделаю девушке предложение…

– Шутите?

– Отнюдь нет. Я даже служебное жильё получил.

– Прав Фитин. С вами действительно не соскучишься.

В четыре часа ночи, познакомив назначенного Фитиным сотрудника с Новотроицыным, проведя совместно с ним ещё один допрос, Суровцев устало опустился на стул напротив своего давнего знакомого.

– Товарищ генерал-лейтенант, – обратился к нему чекист, – разрешите идти?

– Да. Вы свободны.

– Есть, – ответил чекист и, повернувшись кругом, вышел из камеры.

– Ты уж не обижай его, – съязвил Суровцев. – Парень, по-моему, неплохой.