Йожо Нижнанский - Кровавая графиня

От этих оскорблений у нее вскипала кровь, но она могла лишь сжимать зубы и судорожно впиваться ногтями в перину, словно в злейшего врага.

Граф Няри действительно замолчал.

Хотя граф был весь во власти гнева, он ходил по комнате, не произнося ни слова. Отзвуки его шагов молотками стучали в ее гудящих висках.

Минутой позже в спальню вошел гайдук:

— Приказ мы выполнили, ваша графская милость, узники освобождены.

— Сколько их?

— Двадцать один, ваша милость. Восемнадцать женщин и трое мужчин.

— Хорошо. Выведи эту женщину во двор.

Во дворе и перед замком было полно народу.

Чахтичане, зная, что в замке теперь не осталось почти никого, кто мог бы их разогнать, дали волю своему любопытству. Собравшись у ворот, они глазели по сторонам.

Гайдук гордо вывел чахтицкую госпожу — бледную, потрясенную, сломленную.

Граф Няри оглядел толпу зевак. Он чувствовал, что все глаза устремлены на него с восторгом, словно на победителя драконов. Чахтицкую фурию никто не смог укротить — только он. В углу двора стояли освобожденные узники. Их было двадцать один. Трое мужчин, семнадцать девушек и одна старуха. Девушкам было от пятнадцати до двадцати. Измученные, лица бледные, глаза запавшие. Некоторые из них были словно истерзаны волчьими клыками — на одежде темнели кровавые пятна. Граф подошел к ним. Пересчитал их, прикидывая про себя, сколько получит за них от турецкого паши.

— Ты кто? — обратился он к старухе.

— Калинова я, — ответила она, не подозревая, что стоит перед графом, о котором слышала столько хорошего от разбойников. Что это тот, кто устроил свадьбу, на которой собирались повеселиться и Магдула с Маришей, если бы их не схватили на дороге.

Увидев униженную госпожу, она с трудом сдержала радость. Наконец-то настал час торжества справедливости.

— Я о тебе слышал. — Взглянув на ее доброе лицо, он улыбнулся такой искренней улыбкой, какую редко видели у него. — Твой сын — друг мне. Ты свободна. Вели отвезти себя туда, где тебя ждут и где тебе пора быть.

Старушка упала на колени:

— Я прошу свободы не для себя, а для дочери своей Магдулы Калиновой и ее подруги Мариши Шутовской.

— Я им тоже верну свободу, — ответил граф и, повернувшись к узникам, воскликнул: — Вы все свободны, я лишь ненадолго задержу вас. Пусть каждая девушка расскажет мне, как она попала сюда и что испытала.

Чахтичане придвинулись ближе, чтобы не пропустить ни слова. Из дверей подвала в это время выбежал гайдук:

— Я немного задержался, исполняя ваше повеление, милостивый граф, — доложил он. — Пришлось повозиться с этим чертовым сооружением. Вот доказательства, что я его крепко покорежил.

И он замахал, высоко подняв в руке, головой железной девы, приплюснутой железным ломом. В другой руке у него была целая горсть ножей разной длины, на которых краснела высохшая кровь. Потом он бросил голову и ножи на землю и стал вытаскивать из карманов множество блестящих колечек и разбрасывать их вокруг.

Вид железной куклы привел в ужас главным образом девушек. Иные из них лишились сознания. А затем освобожденные девушки стали рассказывать о своих мытарствах. Немногословные рассказы звучали тяжким обвинением. В замок их заманили сладкими обещаниями, а то и затянули насильно. Но вместо хорошей службы их бросили в темницу. Там они, дрожа от голода и жажды, ожидали, когда их отведут в застенок, чтобы пытать. Они знают несколько девушек, которых отвели туда, и они уже не воротились.

— А вы, — спросил граф молодых людей, — чем вы-то провинились?

— У нас исчезли наши девушки, — ответил один за всех, — мы и отправились в замок, но к госпоже нас не допустили, а враз связали и бросили в подземелье.

— Вы видите своих милых среди этих девушек? — спросил граф Няри.

Горящие надеждой глаза снова обратились к девушкам.

— Их нет здесь! — крикнул один из юношей и тут же подскочил к чахтицкой госпоже. — Ты сгубила мою любимую! Так получай же!

Он уже замахнулся кулаком, к нему подбежали и его друзья, готовые расправиться с графиней.

— Стойте, молодые люди, — остановил их граф Няри. — Делайте только то, что я велю.

Молодцы разочарованно подчинились. Граф Няри подошел к ним и проговорил в наставшей тишине:

— Я не позволил вам расправиться с госпожой, ибо тогда вам не миновать наказания. Но я дам вам возможность хотя бы частично покарать ее за то, что она убила ваших любимых.

Госпожа вскрикнула от ужаса. Она поняла, что ей предстоит.

— По моему приказанию и под мою ответственность, — он посмотрел на госпожу леденящим взглядом, — привяжите ее к «кобыле» и влепите ей двадцать пять ударов. А если захочется, можете и добавить.

Чахтичане возликовали. Лишь прислуга замерла в тревоге. Было ясно, что всю свою злость за новый прилюдный позор госпожа прежде всего сорвет на невинной челяди.

Молодцы подскочили к Алжбете Батори и в ярости схватили ее, словно хотели разорвать на части. Она отчаянно дергалась, пиналась, но когда ее привязали к «кобыле», перестала сопротивляться, потом впала в забытье.

Зеваки следили за происходящим с затаенным дыханием. Все взгляды были прикованы к «кобыле», как будто там совершалось невероятное чудо.

В эту минуту к графу подошел батрак Яна Поницена. Он прибежал в замок весь запыхавшийся, но, увидев чахтицкую госпожу на «кобыле», стоял некоторое время не в силах шевельнуться.

— Ваша графская милость, позвольте сообщить вам, что преподобный отец просит вас почтить приход своим посещением.

— Что случилось?

— Туда пришли гости. Господин кастелян и Ян Калина.

— Хорошо, скажи, что сейчас подъеду.

Батрак собрался уйти, но любопытство взяло верх. У ворот он остановился и с открытым ртом стал следить за тем, что творилось у «кобылы». Такого никто никогда не видывал.

— Облейте ее, — приказал граф Няри.

Прибежал гайдук с ушатом воды. Один из молодцов вырвал у него ушат из рук и сразу выплеснул его на бесчувственную графиню.

Она пришла в себя, завертелась, начала дергаться, словно хотела изо всех сил оторвать себя от позорной скамьи.

Самый шустрый паренек взмахнул палкой — она свистнула в воздухе. Он лишь ждал приказа, чтобы приступить к делу. Круг зевак сужался. Никому не хотелось пропустить и самого слабого стона чахтицкой госпожи. Жалости ни в ком не было и в помине. Парень резко размахнулся. Палка просвистела над «кобылой» и опустилась на тело чахтицкой госпожи.

В напряженную тишину ворвались возбужденные выкрики и отчаянный рев Алжбеты Батори.

Глаза зевак лихорадочно горели. Только лицо графа Няри оставалось каменным.

— Достаточно! — остановил он парня. — Отвяжите ее!

Парни повиновались, хотя и неохотно. Алжбета Батори, шатаясь, отошла от «кобылы» и остановилась рядом. Глаза были опущены долу, ноги подламывались.