Рашид Кешоков - По следам Карабаира Кольцо старого шейха

С тех пор, как Жунид видел брата своей бывшей жены, прошло восемь лет. Нахов заметно постарел, лицо несколько обрезалось, у глаз и в уголках рта — морщины. Еще более отдаленным стало его сходство с Зулетой.

Вспомнив о ней, Шукаев насупился. Он не видел ее боль­ше недели и только сейчас понял: ему все время не достава­ло ее.

В хлопотах и беготне он не отдавал себе-отчета в том, почему частенько стал испытывать необъяснимое чувство пус­тоты и бесполезности своего существования, заполненного одной работой.

А сейчас, увидев перед собой хмурое, заросшее не ме­нее как трехдневной щетиной лицо Нахова, внезапно все понял.

Да. Ему не хватало Зулеты. Довольно себя обманывать! Весь этот месяц, иногда встречаясь с ней по службе, слы­ша о ней от других, зная, как она живет и что делает, он постепенно привыкал к своим мыслям о ней, к тому, что она рядом, спокойная, ровная в обхождении, деловитая. К Заурчику он ходил теперь в детский сад, гулял с ним, когда выдавался редкий свободный час, провожал до дому, но в квартире на Орджоникидзе больше не появлялся, упрямо держась прежних, официально-прохладных отношений с Зулетой.

Жунид провел рукой по глазам, как бы стирая нахлынув­шие воспоминания.

— Ну, что, Нахов? — спросил он, показывая Семену гла­зами, что записывать не надо- допрос будет предваритель­ный.— Рассказывай, зачем вы с Парамоном устроили весь этот спектакль на ярмарке? Кто поручил вам выкрасть в ларь­ке кольцо? — он положил перстень на стекло, покрывавшее письменный стол в кабинете для допросов.

Зубер Нахов метнул на Шукаева короткий оценивающий взгляд, который мог означать только одно: нечего, мол рас­спрашивать, не на того напал. Сначала посмотрим, что тебе известно, а потом подумаем — отвечать или нет. И, как бы подтверждая это, Зубер обронил сквозь зубы:

— Время не тяни, гражданин начальник. Ночь на дворе. Сам знаешь — грамотный я. Давай — скажи, в чем меня обвиняют... потом посморкаем...

Шукаев повертел кольцо в руках, задумчиво любуясь игрой камня.

— Ладно,— сказал он жестко.— Вы обвиняетесь в на­несении телесного повреждения продавщице ювелирного ларь­ка Фатимат Паритовой и в краже вот этого перстня, с кото­рым вас сегодня задержали. Имя вашего сообщника извест­но — Парамон Будулаев. Знаем мы и о том, что разбойное нападение вы совершили по требованию дербентского ювелира Омара Садыка, но навлекли на себя его гнев тем, что пере­старались: по наущению вашего главаря Феофана завернули камень, которым ударили продавщицу, в фуляровый платок. К вашему сведению таких платков пять, вышитых в свое вре­мя женой бывшего барышника по сбыту краденых лошадей Сахата Кабдугова. Посередине платка монограмма самого Кабдугова, в уголках — ротмистра Унарокова, Хапито Гум-

жачева, Ляляма Балаева, Хахана Зафесова и Феофана треть­его... Когда-то платок служил паролем, с помощью которого члены шайки сносились между собой... Ну, что? Вам этого мало?

Зубер избегал теперь взгляда Шукаева. Руки его, лежав­шие на коленях, беспокойно зашевелились. Но он продолжал молчать.

— Тогда пойдем дальше. В Дербенте нам известен ад­рес дома, в котором вы скрывались. Арестовать хозяина не составит труда. Местопребывание барона в дербентской сло­бодке нам тоже известно. Выследили вас и в тот же день, когда вы были у Омара Садыка...

Произнося это имя и в первый, и во второй раз, Жунид совершал ошибку. Но узнал об этом много позднее. Сегодня же, к концу так ничего и не давшего допроса Нахова, он чувствовал, что язык у того связан не по собственной воле. Он явно кого-то боялся, и нужен испуг еще больший, чем Нахов испытывал сейчас, чтобы заставить его говорить. Но кого он боялся? Сначала надо было узнать. Феофана? Будулаева? Если цыганского барона, то почему он нарушил его приказ — ни под каким видом не появляться в Черкесске?

И как могло случиться, что в дупле оказался перстень с красным, а не с зеленым камнем? Или таких мельхиоровых колец несколько?

Есть над чем поломать голову.

Шукаев отпустил Семена Дуденко спать, велел конвои­ру отправить Нахова в камеру и вернулся к себе.

Шел третий час ночи.

Он достал из кармана носовой платок, помочил водой из графина, обтер мокрым платком лицо, помотал головой, как бы стряхивая с себя сон, и, сев в кресло, выдвинул большой ящик стола.

Там, занимая всю середину ящика, лежала огромная тол­стая книга в сафьяновом переплете с золотым обрезом, ко­торую Дараев по его просьбе, заручившись заранее офици­альным письмом, подписанным Леонтьевым, с великим тру­дом выпросил в книгохранилище городской библиотеки.

Жунид толком не прочел, как она называется, потому что буквы на обложке были затейливо выписаны под старосла­вянскую вязь — что-то о ювелирах двора его императорско­го величества, о сокровищах российской короны и других стран и империй...

Иллюстрирована она была цветными литографиями, на­писана в помпезно-официозном тоне, на каждой странице мелькали титулы князей, герцогов, султанов и шахов, неког­да или теперь (издание 1915 года) владевших известными камнями и драгоценностями.

Он медленно переворачивал тяжелые листы, вчитываясь в непривычный текст.

Он прочитал об императорском скипетре, принадлежав­шем некогда Екатерине II, описание царских регалий — боль­шой императорской короны, малой короны, державы, орла к скипетру; ювелирных изделий, принадлежавших монаршей фамилии.

Жунид перевернул еще несколько страниц. Его не инте­ресовали царские безделушки.

В разделе, посвященном народному ювелирному искус­ству, он нашел скупое описание дагестанских колец, очень массивных, скульптурных, с дополнительными украшениями из монет, черневых и штампованных узоров, с зернью и филигранью. На цветной литографии было изображено не­сколько таких колец, и Жунид, разглядывая их, покачал го­ловой и прошептал вслух:

— Действительно... Такие же массивные... даже похожи. Значит, тут все верно, без подделки.

Он оглянулся на заворочавшегося во сне Вадима и по­правил козырек лампы, чтобы свет падал только на стол.

Ну, еще немного. Должно же быть в этой чертовой кни­жище что-нибудь о камнях! Еще полчаса — и спать!

Ага! Наконец...

«Алмаз Шах»... Знаменитый алмаз с желтоватым нацве-том, имеющий три подписи на персидском языке:

«Бурхан-Низам шах второй 1000 г.»; «Сын Джеганхир шаха Джехан шах 1051 г.»; «Каджар-Фатх-Али шах султан 1242 г.».

«Повидал этот камешек»,— подумал Жунид,— сначала им владели правители Ахмеднагары, а после ее захвата он по­пал в руки династии Великих Моголов. В конце концов ка­мень попал в Персию и был подарен шахом Хосрев-Мирзой Николаю I, как выкуп за убийство Грибоедова.