Рашид Кешоков - По следам Карабаира Кольцо старого шейха

Жунид чихнул и, не оборачиваясь, сказал своим спутни­кам, сидящим сзади:

— Вздремну я, братцы. Разбудите, как будем подъезжать К Черкесску.

Через минуту он уже тихо посапывал, откинувшись на спинку сиденья,— на всю жизнь осталась привычка засыпать сразу, в любом положении, в любое время суток, и так же неожиданно просыпаться, отдохнувшим и свежим,— качест­во незаменимое при его профессии.

Жунид за эти годы изменился мало' по-прежнему сухо­парый и моложавый — на вид не дашь ему тридцати четы­рех,— хотя в висках уже серебрится предательская сединка, а у глаз и в уголках сухих губ легли морщины, придающие его открытому лицу сосредоточенно-строгое выражение.

Жунид Халидович Щукаев теперь руководит третьим отделением ставропольского угрозыска, которому обычно поручалась борьба с преступностью среди кочевых цыган, хотя бывали и другие дела, когда отделение выполняло роль «ско­рой помощи»

Сопровождает Шукаева небезызвестный среди юристов Северного Кавказа Вадим Дараев, ныне начальник следствен­ного отдела при Ставропольском управлении НКВД, ведаю­щий, кроме того, делами так называемой «особой категории». Через пять лет после их разлуки, то есть после отъезда Шукаева из Краснодара, Вадим Акимович закончил заочный юридический институт в Москве и попросил своего друга помочь ему перебраться в Ставрополь, чтобы работать вмес­те. Жунид в ту пору тоже находился в столице на курсах повышения квалификации сотрудников угро и без особого труда добился приказа о новом назначении Вадима.

Рядом с Дараевым — лейтенант Арсен Сугуров, выходец из оседлых цыган, двадцатишестилетний красавец, с тонки­ми иссиня-черными бровями вразлет, правильными точеными чертами несколько бледноватого для цыгана лица и густой кудрявой шевелюрой, с трудом умещавшейся под фуражкой. Около года он работает с Шукаевым и сумел стать для пос­леднего совершенно незаменимым человеком, ибо, помимо знания языков,— цыганского и черкесского (немного говорил он и по-татски),— обладал еще целым рядом примечательных черт, как нельзя более устраивавших Жунида. Как говарива­ли в старых романах, словно отлитый из бронзы, Арсен, ка­залось, вовсе не знал усталости: мог не спать несколько но­чей подряд, оставаясь бодрым и деятельным, легко и просто сходился с людьми, никогда не задавал лишних вопросов, схватывая все на лету, не брал в рот спиртного и слыл убеж­денным женоненавистником.

Тут они были даже похожи. После развода с Зулетой Жунид проникся неизъяснимым презрением ко всему слабому полу, без каких бы то ни было исключений, и не глянул за эти восемь лет ни на одну женщину Нельзя сказать, что жизнь бобыля, которого ничего, кроме работы, не интересует, так уж пришлась ему по вкусу. От природы общительный, относив­шийся к категории мужчин, испытывающих постоянную внут­реннюю потребность кого-то опекать и о ком-то заботиться, он удовлетворился своей привязанностью к Вадиму и Арсену и гнал от себя смутную тоску по иной жизни, овладевавшую им в те редкие дни и часы, которые он проводил в одиночестве в неуютной холостяцкой квартире.

Он знал, что Зулета живет и работает в Черкесске: пос­ле окончания заочной медшколы, а затем и вуза она — су­дебно-медицинский эксперт при Черкесском управлении Мысль о том, что, возможно, ему, Жуниду, она обязана вы­бором нелегкой специальности, наполняла его безотчетной гордостью, хотя он ни за что не признался бы в этом даже самому себе и был уверен, что бывшая жена и ее судьба ни в коей мере его не интересуют

Однако у каждого человека, пусть абсолютно одинокого должно быть некое тайное или явное прибежище, где он мог бы «отдохнуть душой» и забыть хотя бы на время повседнев­ные дела и заботы. Именно таким прибежищем был для него сын, не по годам рассудительный человечек с темно-карими глазами, который скоро станет «совсем взрослым», пойдет в школу.

Маленький Заурчик очень похож на мать, но есть в нем и черты отцовские — большущие, открыто и серьезно глядя­щие на мир глаза и мягкие ямочки в уголках губ

Пока Зулета училась, а Заур жил у его родителей, Жу­ниду видеться с сыном не представляло никакого труда, и он был счастлив, что за мальчиком есть глаз и уход: старый Халид боготворил внука. Теперь же, с переездом Зулеты в Черкесск, все осложнилось, и Шукаев испытывал страстную тоску по Зауру, которого не видел уже несколько месяцев.

В багажнике он вез ему подарки: деревянную винтовку, мечту любого мальчишки, и заводной трактор. Но, сколько он ни думал, так и не сумел представить себе, как сложатся их взаимоотношения с Зулетой, которую уже никак нельзя было обойти во время свидания с сыном.

Проселок по бревенчатому мосту перевалил на левый берег Кубани, и «козлик» катился по старой мощеной доро­ге, обсаженной по краям древними тополями, на которых трепетали от майского ветерка мелкие листья, серебрящие­ся в солнечных лучах.

Вадим и Арсен примолкли сзади, чтобы не разбудить Шукаева и тоже подремывали, убаюканные тряской и током свежего весеннего воздуха врывавшегося в разбитое окно машины

Будить Жунида не понадобилось, когда газик остановил­ся у шлагбаума перед железнодорожным переездом, Шукаев проснулся сам, крякнул и расправил плечи.

— Так-ак.. — зевая, протянул он и хрустнул костяшка­ми пальцев.— Заедем в управление и — дальше. Мне при­дется оставить вас ненадолго...— последние слова он произ­нес извиняющимся тоном, как бы стесняясь, что из-за него им придется задерживаться

— Долго или недолго — какая разница,— с готовностью отозвался Дараев.— Сколько надо, столько и пробудем. Вре­мени — вагон Ты пойдешь к Заурчику? Мы с Арсеном ос­танемся в управлении Мне кстати, с Леонтьевым и Бондаренко надо встретиться

— Нет,— смешался Жунид.— Я сейчас не пойду Я толь­ко договорюсь р с ней На обратном пути заедем

— Как знаешь

Шукаев не ответил, равнодушно скользя взглядом по хорошо знакомым ему одноэтажным домикам окраины,— он не раз бывал в Черкесске и по делу карабаира, и по другим служебным надобностям.

Когда газик обогнул Покровскую православную церковь, стоявшую неподалеку от нынешнего рынка, откуда доносились нестройные звуки оркестра, Арсен вдруг встрепенулся на заднем сиденье, едва не ударившись головой о перекрытие кузова.

— Смотрите, Жунид Халидович!

Шукаев повернулся в ту сторону куда показывал Сугуров

Через церковный двор, широко разбрасывая ноги, бежал высокий человек в сапогах и неопределенного цвета рубахе навыпуск, подпоясанной тонким ремешком. Из-за поворота улицы, от базара, мчалось несколько мужчин и лейтенант в кавалерийской форме с револьвером в руке.

Тонкий, длинноногий, он на добрый десяток шагов опе­редил группу добровольных преследователей, растянувшихся по улице нестройной цепочкой.