Ариадна Васильева - Возвращение в эмиграцию. Книга вторая

— Ничего, — откликалась Настя, игравшая в паре с мужем, — ничего, мы его на взятках сейчас посадим.

Она смело объявляла игру, имея на руках прекрасные пики, но что она могла сделать против четырех девяток Матвея Ильича!

В середине декабря установилась теплая, ясная погода. В погожий свободный день, Улановы отправились в центральную усадьбу, в магазин за продуктами, и повстречали Римму Андреевну.

— Вы чувствуете, какие дни стоят? — вместо приветствия вскричала она, — самое время устроить небольшой поход вдоль берега, а?

И они договорились в ближайшее воскресенье совершить такой поход с Натальей Александровной, если погода не изменится и если Сергей Николаевич останется на весь день с Никой.

Погода не изменилась, Нику легко уговорили остаться с папой, Наталья Александровна собрала кое-какую еду в пакет, и ранним утром выбежала из дома. Метнулась в одну, в другую сторону по косогору в поисках тропы, не нашла и стала спускаться к морю по крутому откосу.

Римма Андреевна ждала ее. Сидела внизу на камне, подстелив под себя темно-вишневого цвета шерстяную кофту, с тревогой следила, как Наталья Александровна, становясь бочком, спускается вниз; скользит и цепляется за мелкие кустики и ветки невысоких деревьев.

— Так ведь и шею недолго свернуть, — встретила Римма приятельницу.

— Но я же спустилась, — гордясь собой, задорно отозвалась Наталья Александровна.

— Молодец! А теперь обернитесь и посмотрите вон туда.

Наталья Александровна обернулась и увидела метрах в двадцати от своего спуска зигзаг прекрасно утоптанной безопасной тропы.

Они отправились по шоссе в сторону Гурзуфа. До Гурзуфа им было, конечно, не дойти, но пустынная дорога сама стелилась под ноги, и в таком темпе они, казалось, смогут дойти не только до Гурзуфа, но и до самой Ялты. Они шли и шли, и уходили все дальше от дома под тихий шелест набегающего на гальку моря.

Около полудня наткнулись на решетчатую ограду с широко распахнутыми воротами. Остановились, подняли головы и стали смотреть, куда ведут двумя широкими полукружиями беломраморные лестницы с вазонами на парапетах площадок. Они решили подняться. Поднялись и очутились возле красивого светлого здания с колоннадой. Вокруг расстилался прекрасный, продуманный до мелочей парк.

Там каждое дерево росло на своем месте, каждый куст создавал на газонах неповторимого очарования крохотный пейзаж. Стояла зима, трудно было угадать, что это за кусты, но можно было живо представить себе цветущую здесь по весне сирень, жасмин.

В лианах, ползущих по стенам беседок, Римма Андреевна угадала глицинию. Как водится на южном побережье, кругом стояли темные кипарисы.

Но на всей этой роскоши лежала печать запустения. Ежевичные плети уже успели взять в кольцо некоторые поляны. В иных местах они образовали непроходимую чащу. По дорожкам, выложенным кирпичом, видно уже не первый год, лез бурьян. Окна дворца кое-где были выбиты, зияли темной пустотой, на стенах местами облупилась штукатурка, из-под нее проглядывали сырые, крошащиеся кирпичи.

Они шли по парку, ожидая, что вот-вот появятся люди, зазвучат голоса, но кругом не было ни души, пустынны были аллеи. В одном месте сели на скамейку с удобно выгнутой спинкой, развернули пакеты и с большим аппетитом съели походный паек.

Было тихо и печально в этом странном зачарованном царстве, лишь где-то внизу над морем, по-зимнему ненасытно, резко кричали чайки.

Они так бы и ушли, озадаченные странным запустением, если бы на выходе у ворот не наткнулись на чудного облезлого деда. Старичок был невелик ростом, сух в плечах, борода — лопатой, усы, прокуренные махоркой до желтизны. На ногах у деда имелись солдатские стоптанные сапоги, застиранные до потери первоначального цвета галифе. Защитного цвета ватник и красноармейская шапка-ушанка с новехонькой красной звездой дополняли его бравый наряд.

— Что, барышни, вы тута бродите? — прошамкал дед. — Вы бы шли отседа, а то невзначай, как жахнет.

— Что жахнет, дедушка? — спросила Римма Андреевна.

— Оползень тута, милая, оползень, будь он неладен. Если желаете, могу показать.

«Барышни» пожелали, и словоохотливый, истомленный нескончаемым одиночеством дед повел их по тропке в гору. Тропинка вилась вдоль наружной стороны ограды парка, уводила в сторону, вновь приближалась, но все время крутенько забирала вверх. Наконец они поднялись, отдышались и осмотрелись по сторонам. Дворец и парк остались внизу под ногами.

— Теперь смотрите, — показал дед, — вон щель пошла по краю, видите?

По склону горы, насколько хватал глаз, шла неширокая, и, на первый взгляд не опасная трещина. На самом же деле гигантский пласт земли уже готов был тронуться в свой смертоносный путь. Зачарованное царство, как выяснилось, прекрасный дом отдыха, лежало на его пути.

— Да куда же смотрели, когда строили! — вскричала Наталья Александровна.

— А черти их знают, куда смотрели. Пока строили, ничего этого не было.

— Вы здесь живете? — спросила Римма Андреевна.

— Жить здесь никак нельзя, — степенно ответил дед, — оно как поползет, ни одной косточки от меня, старого дурака, не останется. Так, иногда… Присматриваю. Мне сказали сторожить. А что сторожить? Здесь, кроме голых стен, уже давно ничего нет, все вывезли. Вот и хожу дозором по пятницам, как мороз-воевода. Хе-хе.

— Почему именно по пятницам? — улыбнулась Римма Андреевна.

— Да, так, к слову пришлось. Когда по пятницам, когда и по вторникам. Разницы нет.

Они сделали еще несколько шагов, и дед показал место, откуда по его словам должен был начаться катастрофический путь будущего оползня.

— Где? Ничего не заметно, — удивились обе.

— Как же, незаметно! Вон и вон там, хорошо видать, уступчик образовался. Очень даже заметно, — обнадежил дед, — сюда ученые приезжали, сказали, он уже от материка отошел. А когда вниз покатит, про то лишь господь Бог знает, хоть нам теперь и не положено в него верить.

За разговорами, они не заметили, как спустились вниз. У входа в парк распрощались с дедом и отправились обратно.

На повороте Римма Андреевна обернулась. Отсюда брошенный дом отдыха казался нетронутым, полным жизни. Светлое здание с колоннами, обращенное двумя крыльями фасада к морю, тихо дремало под неярким зимним солнцем.

— Прозевали товарищи большевики явление матушки природы, — пробормотала она, — а, впрочем, чему удивляться. Все мы живем на оползне. Да, да, не смотрите на меня изумленными глазами, милая пришелица с Луны. Это жестокий мир, здесь все неверно, все зыбко. Сегодня ты улегся спать, сладко дрыхнешь в своей постели, наутро…, да все может быть наутро. Вы слышали, как странно сказал этот старик? «Нам не положено верить в Бога!» Не положено! Они за меня решают, что положено, а что не положено! И, не приведи господи, если ты хоть как-то проявишь свое несогласие с их доктриной, — Римму Андреевну будто прорвало, некого было сторожиться в этом пустынном месте, — страна завистников, страна сексотов! Сексот! Вы хоть знаете, как это расшифровывается? Ах, ваш муж употребляет при случае. Странно, неужели в эмиграции это словцо знали? Секретный сотрудник! Сотрудник! Представляете себе? Жить в этой затхлости надо тихо, ни во что не вмешиваться, а, главное, постараться никоим образом не играть в их игры. Иначе потом за всю остальную жизнь не отмоешься.