Владислав Глинка - Повесть о Сергее Непейцыне

А к чему оно?… Ах, вот: девочка рюмку на блюде подносит матери, а муж просит ее откушать по случаю дня рождения. И шляпа у него под мышкой, и разодеты оба.

Нет, таких стихов ему матушка не читывала, кажется. Но, наверно, глядя на картинку, мечтала о такой нарядной да обходительной жизни. Только папенька, по рассказам судя, быстро отвадил ее от мечтаний. Неужто за одно сходство с отцом так невзлюбила его? «Непейцевская волчья порода»…

И правда, тут лежало только матушкино любимое. Сверху в белой тряпочке зеркальце овальное, в золоченой рамке с ручкой, и гребешок костяной, оправленный в серебро. То и другое старинного вкуса, с завитками, в крупных цветах. Дальше разложен отрез шелку, коричнево-зеленоватого — «пюсового», — дяденькой даренный по приезде с Дуная. Под ним Осипов мундирчик драгунский, детский. Еще ниже — веер костяной, бусы сердоликовые, в платочке два перстня, с алмазиком и с голубым камушком, — когда-то их видывал. Верно, руки потолстели, оттого перестала носить. А еще что же? Опять в чистом холсте завернута собачка фарфоровая, та, кажись, что Осипу девочка какая-то подарила, когда к Банковским «за корпус» ходил. Матушке, значит, когда в армию ехали, отдал, а она презент единственный, драгоценный спрятала… Еще одна тряпочка и в ней перо белое, петушиное. Вот сокровище?!

— Не знаешь ли, Ненила, к чему оно сохранялось?

Подошла, посмотрела внимательно:

— С дяденькиной шляпы, сударь.

Вот что! Верно. От того плюмажа, с которым первый визит делал. Подобрала оброненное и спрятала с самым дорогим. И дяденька говорил, что к ней равнодушен не был, да дикости побоялся. Еще бы! Помнится, увеселять Устинкиным лаем хотела… А если б женились, то жизнь мальчиков, пожалуй, другая стала.

Стоявшая рядом Ненила сказала, глядя на перо:

— Правду молвить, сударь, поначалу мы все ждали, когда ихнюю помолвку огласят. А тут вы дяденьке на сердце легли, и обозначилось, как матушка против Осипа Васильевича вас не жалует. Сапожки красные помните? Вот дяденька и отворотились…

— Замкни, как было, — приказал Сергей, — да отправь в Луки, пусть до времени стоит. Может, потом возьму что на память. — А сам подумал: «Не возьму и другим незачем копаться».

— Еще в красной укладке, батюшка, изволь посмотреть, — сказала Ненила, — может, в отъезд чего взять прикажешь.

В принесенном Филей с детства знакомом сундучке, окрашенном алой краской с синими разводами, лежало столовое серебро — ложки, солонки, блюда и чарки, все тоже старого вкуса, в чеканных завитушках. И все серое какое-то, ровно оловянное.

— Из пожара вытащенное, — пояснила Ненила, — в первой горнице, в поставце было.

— Оттого, видно, такое тусклое, — заметил Сергей.

— Как светлому быть, ежели николи не чищено? От чистки, прежние господа говаривали, вес серебру теряется. Вот у барыни и было навсегда приказано, чтоб после гостей только теплой водицей обмыть да под замок сряду.

— А теперь почисти получше, — распорядился Сергей.

— От всех здешних господ в отличку дяденька ваш наказывал, чтоб по-военному блестело, — сказал Филя.

«Может, и в таком, в домашнем, почувствовал, что матушку не переделать, как с Устинкой и со мной», — подумал Сергей.

Оставив Филю с Ненилой возиться с вещами, он пошел бродить по усадьбе. Посидел на скамейке над Ловатью, где когда-то был манеж. День выдался жаркий, Сергея потянуло к воде, туда, где столько раз валялся на песке с дворовыми ребятами. Неужто никогда больше не купаться, оттого что стыдно людям свое уродство показать? А когда один на реке или хоть с Моргуном, с которым теперь уравнялись?

Осторожно спустился под берег по заглохшей тропинке, которую, бывало, пробегал стремглав. Присел под кустом ивняка. Здесь дно постепенно углубляется. Чтобы по пояс стало, надо шагов десять идти. Разделся, отстегнул деревяшку. Вполз в воду. Ах, хорошо! Ну, попробовать, что ли?..

Переплыв неширокую речку, Сергей сел на песок и радостно думал: «Так надо постепенно возвращать себе что можно. Пусть бегать, танцевать, ездить верхом не придется, но тем больше надо ходить, плавать, править лошадьми. Не только же книги. Уже потолстел, по поясу видно. И не пора ли все-таки в Петербург?»

Возвратясь в Луки, он заговорил с дяденькой об отъезде. Но услышал в ответ:

— Поживи еще малость со мной. Может, опять долго не свидимся.

— Так ведь я полтора года без дела сижу, крестный, — сказал Сергей. — Сколько прослужил, столько и бездельничаю.

— Наслужишься ужо, — улыбнулся Семен Степанович, И, помолчав, добавил: — Пойми, что житье твое здесь праздник для меня истинный. С тобой по городу пройтись или с квартальным? Сколько лет врозь… Корпус, война. Вот без ноги возвратился. Конечно, я не мог иначе поступить, митрофанами вас оставить, но вышло-то как? Оттого, что в корпус вас свез, Осипа нет, матушки твоей тоже, а ты на деревяшке…

Сергей обнял дяденьку и перестал поминать о Петербурге. Всегда сыщется место при аттестате светлейшего, какой у него.

Но вскоре мир городнического дома был нарушен. В этот день, возвращаясь с проездки, Сергей с Моргуном встретили князя Давидова, ехавшего на дрожках в одну лошадь. Сергей тотчас узнал его, хотя только мельком видел за забором, и учтиво поклонился. Тощий, чернявый, желтый лицом Давидов не ответил на поклон. Он злобно совал кулаком в загорбок кучера и, поравнявшись с непейцевской парой, остервенело плюнул в ее сторону.

Дома застали напряженную тишину и растерянность. Семен Степанович только что почти взашей выпроводил князя и, в сердцах хлопнув дверью, закрылся у себя. Сергей решил не ходить к дяденьке, но тот слышал, как подъехали, и кликнул его к себе.

— Подумай, какова скотина! — возмущался Семен Степанович. — Приехал тебя сватать, будто девку! Говорит: «Отдайте мне племянника, он хоть увечный, но мы примем». Каково? Милостиво примет в свой птичник, тебя, молодца и кавалера! Гриб поганый, хорь вонючий! От него, веришь ли, от живого смердит — видно, в бане с пасхи не бывал.

— Сказали б, что я на службу уезжаю, — заметил Сергей.

— И сказал. Так он свое: «Пусть на Фене женится и жену с собой везет». Тут я и рассердился. Если бы, как дворянину подобает, пригласил: «Пожалуйте с племянником в гости, пусть друг на друга взглянут, поговорят, может, и выйдет что», я бы поблагодарил да с тобой потолковал. А то — на! Эко счастье на куре безграмотной жениться! Ведь в гнездо его поганое никто порядочный не ездит. Гарем из девок дворовых завел, те вместе с дочками хороводы водят.

— А не сделает он, дяденька, со злости вам неприятностей?