Александр Аннин - Дон Жуан. Правдивая история легендарного любовника

К девятерым бастардам, которые, как понимал дон Педро, ни в чем перед ним не провинились, он испытывал почти братские чувства. И рассчитывал, что сводные братья станут его верными вассалами. Это и подтвердили старшие бастарды, принеся добровольную присягу новому королю.

Однако все кардинально переменилось после побега трусливого Энрике Трастамарского.

– Этот подонок предал меня, изменил присяге! – негодовал дон Педро, потрясая кулаками перед носом Альбукерке. – Я знаю: теперь он начнет собирать войска на севере, чтобы свергнуть меня с престола и самому взойти на трон!

С этого момента юный король со всей ясностью осознал: всех врагов, даже потенциальных «неблизких друзей», лишь заподозренных в намерении измены, надо безжалостно уничтожать. Теперь вся дальнейшая жизнь Педро Первого имела одну-единственную цель: удержать власть. Ради этого можно было всю страну затопить кровью… Король позабыл о войне с маврами, о государственном строительстве, о народном благе.

Хотя в периоды относительного затишья в непрерывной войне с Энрике Трастамарским и его союзниками – соседними государствами – дон Педро принимался и за мирные, созидательные дела. Он провел денежную реформу; своим указом ввел в обращение и стал чеканить национальную валюту – серебряный реал [13] . Построил несколько замков и монастырей. Севильский королевский дворец Алькасар, возведенный по повелению дона Педро, до сих пор считается одним из величайших шедевров средневекового зодчества.

Но все эти благие деяния были ничто в сравнении с теми разрушениями и человеческими жертвами, которые принесло Кастилии, Арагону, Гранаде, Наварре, Португалии, Франции и Англии правление Педро Жестокого.

Что же касается графа Трастамарского, то, пока жив был Альфонсо XI, склонный к набожности, Энрике то и дело ходатайствовал перед своим державным родителем за униженного инфанта Педро.

– Отец, – робко говорил юный Энрике, – а как же брат Педро? Ты совсем забыл его… Это неправильно, нехорошо. Не по-божески.

– Я забыл, и ты забудь! – весело отвечал король Альфонсо. – Нет никакого Педро! Есть только ты и твои братья. Ты – наследник короны Кастилии! А если уж поминать Бога… Любишь ли ты меня так, как я тебя люблю? Любишь ли ты меня больше, нежели другие твои братья? [14]

– Я люблю тебя, отец, – с отчаяньем говорил Энрике. – А раз так, то я не могу не любить твоего законного сына Педро! Приблизь его к себе, он должен занять подобающую королевскому отпрыску должность!

Когда умер Альфонсо XI и архиепископ дон Манрике провозгласил его законного сына Педро новым повелителем Кастилии и Леона, Энрике без особых переживаний смирился с этим ударом судьбы. Он хотел только одного: сохранить за собой графство Трастамара. Потому и убедил своих братьев отправиться в Севилью и принести оммаж королю Педро. Если кого и боялся восемнадцатилетний Энрике, так это Марию Португальскую, ненавидевшую Элеонору де Гусман и ее потомство. Ему и в голову не приходило пытаться свергнуть или тем паче убить единокровного брата Педро.

Энрике хорошо помнил библейский завет Господа Бога: «Не прикасайся к помазанникам Моим!»

Граф Трастамарский никогда не помышлял о гражданской войне. Отец всегда учил его: «Удел христианского государя – сражаться с неверными». С самого детства Энрике воспитывался в идеалах крестовых походов, и понятие «война» неразрывно было связано в его сознании с борьбой против мавров, но никак не против своих соотечественников.

А ведь именно в первые дни правления дона Педро у Энрике Трастамарского были все шансы захватить престол. Кастильское рыцарство молчаливо и с надеждой взирало на того, кого дворяне и народ уже привыкли считать преемником Альфонсо XI на королевском троне. Все они, как и покойный король, относились к шестнадцатилетнему Педро как к провинциальному подростку, никогда не принимавшему участие в военных походах и сражениях, – в отличие от Энрике инфанта Педро никто не воспринимал как личность государственного масштаба: его не зна– ли в лицо, как и он в свою очередь не был лично знаком с представителями знати. Зачем нужен такой король?

И рыцари Кастилии напряженно ждали от дона Энрике сигнала к началу похода на Севилью.

Но тогда, в марте-апреле 1350 года, этот сигнал не прозвучал. Наоборот: граф Энрике Трастамарский своим личным примером призвал всех дворян Кастилии принести присягу законному королю.

Рыцарей северной, так называемой Старой Кастилии охватило уныние. Сколько надежд они связывали с бастардом Энрике, которого почитали своим земляком и родственником (напомним, Энрике был женат на племяннице Хуана Нуньеса де Лары, чей клан был самым мощным на севере страны)… Все рухнуло в одночасье!

Но вот Энрике прибыл в Астурию, сбежав от своего сюзерена – дона Педро, и северяне воспрянули духом. Он искал в Астурии покоя и безмятежной семейной жизни, а его сразу же провозгласили вождем мятежников, спасителем Кастилии! Под его знамена стекались новые и новые сторонники. Энрике просто обязан был соответствовать той миссии, которую возложили на него противники дона Педро. Раз ты бежал от короля – значит, ты ему враг. А раз враг – следовательно, нужно поднимать восстание. А уж если поднимать восстание, то его целью должно быть свержение (убийство?) короля Педро и возведение на престол графа Трастамарского. Если бы дон Энрике решительно открестился от этой роли, то взамен него мятежники призвали бы в качестве вождя бастарда Фадрике или бастарда Тельо. И тогда, как хорошо понимал Энрике, участь его и его семьи вряд ли была бы завидной.

И дон Энрике неожиданно понял, что после всех этих переживаний и сомнений он всей душой возненавидел дона Педро. В своих многочисленных воззваниях бастард именовал Педро Первого узурпатором королевской власти, а занятие им престола – нарушением воли покойного Альфонсо Справедливого. Граф Трастамарский постоянно твердил, что «незаконный король» пренебрегает католической церковью, напоминал о той жестокости, с которой дон Педро разделался с верными соратниками своего отца.

Так, в результате побега Энрике из королевского замка Севильи, граф Трастамарский и король Педро стали злейшими врагами на всю оставшуюся жизнь.

Но почему же все-таки многочисленное рыцарство северной Кастилии (за исключением Галисии, твердо хранившей верность королю Педро) усиленно подталкивало дона Энрике к войне с законным самодержцем? Только ли потому, что граф Трастамарский был их земляком и сородичем и они свыклись с мыслью, что именно он должен занять престол?

Здесь надо сказать несколько слов о мировоззрении и психологии средневекового рыцаря. С раннего детства война занимала все его помыслы, только в ней он видел возможность возвеличить свой род высокими званиями и почестями, приобрести для потомков (и для себя, разумеется) новые земли и замки. Другого пути не было. И дворяне с радостью воспринимали призыв на любую войну.