Александр Аннин - Дон Жуан. Правдивая история легендарного любовника

– Ну, такой глупости я уж точно не совершу! – радостно усмехнулся дон Хуан. – Я никогда не произнесу такой нелепой клятвы! «Пусть Господь покарает меня рукой мертвеца…» Что за выдумка! Спасибо, что предупредил меня, полночный гость! Но я хочу знать, что же будет потом, если я все-таки совершу все три роковых поступка?

Черный человек помолчал. Затем снова послышался его негромкий, словно потусторонний голос:

– Даже совершив все три роковых злодеяния, ты останешься безнаказанным и неуязвимым до тех пор, пока сам искренне не принесешь Богу покаяние в своих грехах.

– Уж этого-то Всевышний от меня не дождется! Что ж, придется вечно жить без исповеди и святого причащения…

Дон Хуан рассмеялся, ликуя. И вдруг замолчал, потрясенный отголосками эха, которое заметалось по кастильо. Это был точь-в-точь хохот дона Педро, тот раскатистый, жуткий хохот, что преследовал де Тенорио по пятам во время его бегства из королевского замка…

По телу дона Хуана потек ледяной пот, а незнакомец в черном между тем торжественно закончил:

– И тогда, когда ты раскаешься, вся жизнь твоя пойдет прахом и рука мертвеца поразит тебя и отправит в чистилище!

Будто завороженный, дон Хуан вглядывался в бездонную глубину черного агата, а когда поднял взгляд от перстня, то увидел, что незнакомца уже нет в комнате.

Дон Хуан кинулся догонять того, кто называл себя хранителем Грааля. Он хотел знать больше. Тенорио стремительно пересек патио, схватил факел, горевший в нише у ворот, распахнул калитку…

Перед ним, в ярком свете факела, возле самых ворот кастильо лежал труп севильского перекупщика Натана Бен Иегуды. Из груди еврея, одетого в серый плащ, торчала рукоять кинжала.

Незнакомец исчез.

Дон Хуан уснул только под утро и проспал до самого вечера. Разбудил его громкий стук в ворота кастильо. Еще не проснувшись как следует, дон Хуан решил, что никакого ночного визитера и в помине не было, что все это привиделось ему во сне. Точно так же, как в свое время привиделся ему святой Тельмо. Но, взглянув на правую руку, королевский обер-келлермейстер увидел на пальце перстень с черным агатом.

Стук чугунного кольца о калитку продолжался. Дон Хуан подошел к окну и увидел, как слуга Пако отворяет ворота. Пресвятая Дева… Под окном в сопровождении нескольких рыцарей стоял не кто иной, как государственный канцлер дон Хуан Альфонсо д’Альбукерке.

Тенорио, наскоро одевшись, поспешил вниз, где был довольно бесцеремонно посажен в знаменитую карету канцлера – самую первую на всем Пиренейском полуострове.

Лошади тронулись.

– Какая страшная была ночь… – задумчиво произнес Альбукерке. – Не все горожане Севильи сумели ее пережить. Далеко не все.

Канцлер помолчал.

– Знаете ли вы, де Тенорио, что его величество король Педро при смерти? – неожиданно повернулся он к дону Хуану. – Послал меня за вами, сеньор обер-келлермейстер.

– Как при смерти? – ужаснулся де Тенорио.

Он тут же забыл о магическом перстне, который якобы призван хранить его от житейских бурь: трагическая действительность мигом заслонила смутные обещания полночного гостя, согласно которым обладатель черного агата якобы становится неуязвимым.

– Чума, – пояснил Альбукерке. – «Черная смерть». Прошел ровно месяц с того дня, как дон Педро побывал в лагере покойного короля Альфонсо… Вы ведь, де Тенорио, ездили туда вместе с доном Педро, не так ли?

– Да, ездил, – кивнул дон Хуан.

– И дон Педро заходил в шатер умирающего отца? – продолжил свой допрос канцлер, вновь становящийся всемогущим.

– Заходил, – обреченно вздохнул де Тенорио. – И пробыл там достаточно времени.

– Вот-вот, – покивал головой Альбукерке. – Сегодня утром у юного короля резко поднялась температура, началась горячка, за ней – бред… А лекарь его величества обнаружил под мышкой дона Педро огромный, твердый бубон. Это, без сомнения, «Черная смерть», вот так-то.

– Значит, королю осталось…

– Пять дней, не более того. Хотя… Его покойный отец продержался целую неделю.

– И кто будет?..

Дон Хуан задал вопрос, который был бы совершенно неуместен при других обстоятельствах, однако и канцлер, и обер-келлермейстер прекрасно понимали, что кончина короля Педро неизбежно повлечет за собой вынесение смертного приговора его другу детства. Ни Альбукерке, ни Мария Португальская не простят презренному де Тенорио того, что он стал свидетелем унизительной для них обоих сцены в каминном зале королевского замка.

– Свои претензии на кастильский престол выдвинули два человека, – равнодушно сказал Альбукерке.

Дону Хуану оставалось жить ровно столько, сколько продлится предсмертная лихорадка дона Педро.

Как выяснилось из последующих слов канцлера, имена претендентов были Хуан Нуньес де Лара и дон Фернандо, инфант Арагона. Первый заявил во всеуслышание, что он – законный наследник кастильского престола, поскольку его дед был отстранен от королевского трона узурпатором Санчо. Стало быть, корона Кастилии и Леона до сих пор по праву принадлежит династии де Лара и, значит, ему, дону Хуану Нуньесу, главе клана.

Дон Фернандо Арагонский в свою очередь ссылался на то, что он после смерти дона Педро становится самым близким официальным родственником покойного короля Альфонсо XI. Ведь дон Фернандо – его родной племянник.

Оба кандидата в короли имели за своей спиной мощные партии крупных сеньоров и вассалов. Возможно, именно поэтому Энрике Трастамарский, равно как и другие его братья-бастарды, вообще не рассматривались в качестве возможных преемников дона Педро на королевском троне.

Для себя канцлер Альбукерке уже решил, что доведет до конца неизбежное возмездие Элеоноре де Гусман и всему многочисленному незаконнорожденному потомству Альфонсо XI, о чем умирающий король дон Педро упомянул во время памятного спора со своей матерью в каминном зале севильского замка. Сто раз прав этот мальчишка, что мечется ныне в предсмертной агонии: уж коли кончать с курицей, так уж и со всем ее выводком цыплят. Тут все очевидно. Однако были вещи не столь однозначные…

Дон Альбукерке сидел, крепко задумавшись. Ему, прямо скажем, было над чем поразмыслить.

Дело в том, что уже сегодня, узнав о приближающейся кончине дона Педро, новоявленные претенденты на престол – и дон Хуан Нуньес де Лара, и дон Фернандо Арагонский – моментально сделали предложение руки и сердца вдовствующей королеве Марии Португальской.

Королева-мать, впавшая было в отчаяние при известии о смертельном недуге сына, после такого двойного сватовства воспряла духом: ведь теперь будущее Кастилии зависит от ее выбора. Ибо тот, кого она предпочтет, станет новым королем Кастилии и Леона. Это было очевидно для всех.