Ной Гордон - Лекарь. Ученик Авиценны

Поговорили об учениках лекаря. Трое были французскими евреями, а четвертый — еврей из Салерно.

— Мои ученики предпочли меня Авиценне или любому другому арабу, — сказал Адолесентолай с гордостью. — Они, конечно, не могут пользоваться такой библиотекой, как студенты в Багдаде, но у меня есть «Лечебник» Бальда [60] Англосаксонское руководство по медицине, составленное в X в. . В нем перечислены все способы лечения по Александру Тралльскому [61] Знаменитый в раннем Средневековье врач-грек, практиковавший в Риме в VI в. , указано, как приготовлять целебные мази, припарки и пластыри. От них требуется изучить с величайшим тщанием эту книгу, а равно некоторые книги Павла Эгинского [62] Греческий хирург и акушер VII в. на латыни и определенные сочинения Плиния [63] Гай Плиний Секунд, или Плиний Старший (23–79) — автор энциклопедической «Естественной истории». . И прежде чем окончится их ученичество, они должны научиться делать флеботомию [64] Другое название кровопускания. , прижигания, надрезание артерий, удаление катаракты.

Роба охватило непреодолимое желание узнать все это — в чем-то сходное с чувством, которое испытывает мужчина, увидев женщину и тут же воспылав страстью к ней.

— Я приехал, чтобы просить вас взять меня в ученики.

Адолесентолай склонил голову.

— Я догадался, что ты здесь именно по этой причине, но не приму тебя.

— Стало быть, мне не удастся вас убедить?

— Не удастся. Ты должен найти себе учителя из лекарей-христиан либо остаться цирюльником, — выговорил Адолесентолай не резко, но твердо.

Возможно, причины были те же, какие называл и Мерлин, однако этого Робу не суждено было узнать — лекарь замолк. Поднялся и первым пошел к двери, безразлично кивнув Робу, когда тот выходил из его амбулатории.

Проехав еще два города, уже в Девайзесе Роб во время жонглирования уронил шарик — впервые с того времени, когда освоил эту премудрость. Зрители смеялись его шуткам и раскупали целебное снадобье, но вот во время приема вошел к нему за занавес молодой рыбак из Бристоля, примерно ровесник Роба. Он мочился кровью, страшно исхудал и сказал, что чувствует, как подходит смерть.

— Неужто вы ничем не можете мне помочь?

— Как тебя зовут? — тихо спросил Роб.

— Хеймер.

— Мне кажется, у тебя во внутренностях бубон, Хеймер. Но я вовсе в этом не уверен. Не знаю, как вылечить тебя или чем облегчить боли. — Цирюльник продал бы рыбаку немалое количество своих пузырьков. — А это — главным образом хмельное, ты где угодно можешь купить гораздо дешевле, — сказал он, сам не понимая зачем. Раньше он ничего подобного пациентам не говорил.

Рыбак поблагодарил и вышел.

Вот Адолесентолай и Мерлин, должно быть, знают, что можно сделать для этого рыбака, с горечью сказал себе Роб. Трусливые негодяи, подумал он, отказываются учить его, а проклятый Черный Рыцарь довольно смеется.

В тот вечер его захватила страшная буря с ураганным ветром и проливным дождем. Был только второй день сентября, рановато для осенних дождей, но от этого не становилось ни суше, ни теплее. Роб добрался до единственно возможного убежища — постоялого двора в Девайзесе — и привязал Лошадь к суку огромного дуба, росшего во дворе. Пробравшись внутрь, он обнаружил, что его опередило слишком много людей. Даже на полу было буквально яблоку негде упасть.

В темном углу скорчился утомленный путник, обнимавший обеими руками большой мешок, в каких обычно возят свой товар купцы. Если бы Роб не ездил в Малмсбери, то не бросил бы на этого типа больше ни единого взгляда, но теперь по черному кафтану и остроконечной кожаной шляпе он понял, что это еврей.

— Вот в такую ненастную ночь и Господа нашего убили, — громко произнес Роб.

Разговоры в трактире смолкли, когда он стал рассказывать о страстях Господних — путники любят послушать рассказчика, это развлекает их. Кто-то подал Робу чашу. Когда Роб рассказывал о том, как толпа отрицала, что Иисус есть Царь Иудейский, усталый человек в углу совсем съежился.

К тому времени, когда он дошел до событий на Голгофе, еврей подобрал свой мешок и вышел во тьму и бурю. Роб прервал свой рассказ и занял освободившееся место в теплом уголке.

Но изгнание купца из трактира принесло ему ничуть не больше удовольствия, чем тот случай, когда он напоил Цирюльника снадобьем из «особого запаса». В общем зале постоялого двора стояла вонь промокшей шерстяной одежды и немытых человеческих тел, и Роба вскоре стало подташнивать. Дождь еще не перестал, а он уже ушел с постоялого двора и отправился к своей повозке и животным.

Погнал Лошадь до ближайшей поляны, распряг. В повозке оставался сухой хворост, и ему удалось разжечь костер. Мистрис Баффингтон была еще слишком молода для спаривания, но, вероятно, от нее пахло самкой, потому что в тени за пределами освещенного костром круга послышалось призывное мяуканье кота. Роб швырнул в ту сторону палку, а белая кошечка довольно потерлась о его ногу.

— Какая мы чудесная одинокая пара, — сказал ей Роб.

Пусть у него уйдет на это вся жизнь, но он будет искать и искать, пока не найдет стоящего лекаря, к которому можно пойти в ученики, решил он.

Что касается евреев, то он ведь пока говорил лишь с двумя их лекарями. Несомненно, имеются и другие.

— Быть может, кто-нибудь из них согласится обучать меня, если я выдам себя за еврея, — сказал он, обращаясь к кошке.

Вот так это все и началось — даже не мечта, а просто фантазия за разговором со скуки. Роб понимал, что не сможет убедительно изображать из себя еврея под ежедневным пристальным вниманием хозяина-еврея. Но он сидел у костра, смотрел на языки пламени, и постепенно его мысли обретали плоть. Кошечка подставила ему свое шелковистое брюхо.

— А не может ли из меня выйти сносного еврея для мусульман? — Этот вопрос Роб адресовал кошке, себе самому и Богу.

Достаточно убедительного, чтобы учиться у величайшего врачевателя во всем мире ?

Пораженный невероятием этой мысли, он уронил кошку, и та прыжками унеслась в повозку. Миг — и она уже вернулась, неся в зубах что-то, похожее на мохнатого зверька. Оказалось, это накладная борода, которую он носил, когда разыгрывал дурацкую роль Старика. Роб взял бороду в руки. Если у Цирюльника он был Стариком, задал он себе вопрос, отчего же ему не стать евреем? Можно изображать того купца с постоялого Двора в Девайзесе, да и других тоже…

— Я стану разыгрывать роль еврея ! — вскричал он.

Хорошо, что никто не проходил мимо и не слышал, как он разговаривает сам с собой, а временами и с кошкой — тогда его объявили бы колдуном, вызывающим своего суккуба [65] В средневековой демонологии: демон или дьявол в женском обличии. . Но страха перед церковью он не испытывал.