Дмитрий Мищенко - Лихие лета Ойкумены

О, этого было бы достаточно, чтобы земля эта занялась пламенем, чтобы гнев аваров утонул в крови обидчиков. Но будет ли радость достаточной и надежной? Ромеи есть ромеи, у них всегда найдутся легионы, чтобы встать против аваров стеной, чтобы обойти и ударить в спину. Нет, он, Баян, не та безмозглая рыба, которая идет на первую попавшуюся приманку. Поступит по-другому: получит сначала для аваров землю-опору, ту захребетную твердь, по которой ходить и ходить на ромеев, когда можно — палить все, что будет поддаваться огню, будем вырезать всех, кто попадет под руку, будем брать все, что можно взять, бить властелинов городов и местности, если нет — уйдет в свою землю и будет чувствовать себя пусть и не победителем, однако и не поверженным. А такая земля есть. Пока бег Кандих отправлялся в Константинополь и слушал из уст императора оскорбительные речи, лангобарды были у Баяна и кланялись, как и когда-то Баяну: «Приди и накажи тех рыжих псов — гепидов; нет у нас мира с ними, и не будет, половина всего, что возьмем у гепидов, — твое».

Что ему половина. Если так складывается, он покорит сам гепидов, сядет в земле гепидов и будет ходить оттуда на ромеев. А так. То, что сказал Альбоин и — Кандих, не просто себе стечение обстоятельств. Того хочет Небо, так должно и быть.

Знал: ушедшие из палатки, только делают вид, что исчезли надолго и все до единого. Поэтому особенно не повышал голос:

— Бега Кандиха ко мне, — приказал зычно, хотя и довольно строго.

Он объявился перед каганом за несколько мгновений, хотя они и показались ему вечностью. Знал ибо: такая быстротечная перемена в намерениях и действиях кагана не сулит добра. А еще, то следует взять на заметку — вызов был и нежданный, и негаданный. Сам шумел, довольный приверженностью Неба, с женой, беспокоился многочисленными детьми, как они будут без него, содержать скот, будут ли достойны отца своего, хорошо известного и чтимого в каганате. Был не просто доволен тем, что услышал из уст жены, как воспрял духом, и на тебе пришли и сказали: «Иди, снова зовет». Так опустел, видимо, глазами, так изменился в лице, услышав это повеление, что жена тоже побледнела и застыла, пораженная.

— Что с тобой, Кандих? — все-таки первая пришла в себя. — Тебя ждет там Обида? Ты попал в немилость…

— Оставь! — оборвал ее на слове. — Не накликай того, что и без тебя может стать неизбежным.

Воздал, надлежащее воздать, в спешке, Небу и отправился вслед за теми, что звали.

Перед кагановой палаткой тоже остановился и обратился помыслами-мольбами к Небу. Лишь потом нырнул в отверстие, что открыли перед ним, словно самоубийца в пучину морскую.

— О, великий и мудрый повелитель люда нашего! — бил перед каганом поклоны, а тем временем приглядывался, милость или гнев выражается в Баяновых глазах. — Из всех царей, королей и императоров только ты один способен в мгновение ока охватить мыслью мир и определиться в мире. Вижу, выбрал уже путь праведного мужа, знаешь, как взять верх над обидчиками аваров.

— Определился в пути. — Не стал прислушиваться к его речам каган. — Поедешь к королю лангобардов Альбоину и скажешь ему: я присоединяюсь к его зову, так, что и сейчас поднял бы турмы свои и бросил против супостатов его — гепидов. Но есть помеха, что не позволит сделать это: каждый из воинов моих должен взять что-то в поход — для себя и для коней, должен оставить какие-то яства и родичам своим. А взять, как и оставить, нечего. Если Альбоин может прислать нам десятину каждой твари, что есть у лангобардов, а еще сто фур зерна для коней, столько же — для людей аварских, сразу и двинемся в поход. А уж как двинемся, в победе над гепидами пусть не сомневается. Вместе с лангобардами мы завладеем ими в мгновение ока.

— Слушаю, повелитель!

— Не только слушай, но и выполняй, — пристально посмотрел на своего нарочитого Баян. — Потому вторично не прощу бездарности в делах посольских. Слышишь?

— Слышу и повинуюсь! Таким разом из кожи вылезу, а вернусь к тебе с фурами и скотом.

— О нашем раздоре с императором Альбоину ни слова. Жалуйся на недостаток, пеняй на пагубу, что имели в походах, вот и все. С помощью им тоже не набивайся слишком. Говори, тайно от императора делаем это и только потому, что не хватает яств. Если они, лангобарды, пришлют скот и фуры с хлебом, то и в дальнейшем будут иметь нас, аваров, в соузниках своих в походах ратных.

— О, Небо! — Кандих поднял кверху умоляюще руки, закатил под лоб глаза. — Как мы, авары, тебе благодарны, что ты послал нам, своим избранникам, такого повелителя! Как жили бы и что имели бы, если бы не его светлый из светлых ум. Подумать только…

— Думать будешь в пути, — не стал слушать своего велеречивого посла Баян, — и молиться Небу при случае. А сейчас иди. Время не ждет, гнев наш — тем более.

Первые семь дней Баян не ждал известий от своего посольства. Знал: к лангобардам, как и от лангобардов, добираться и добираться. Да и у лангобардов всякое могло случиться. Идет сеча с гепидами, король находится, наверное, там, где и его воины. А до такого короля непросто подступиться. Однако, когда прошла и вторая неделя, а от лангобардов ни посольства, ни фур, начал беспокоиться. Так, что послал бы и новых нарочитых, пусть бы узнали, может, что с Кандихом, или в пути уже, может, едет вместе с фурами, скотом и поэтому медлят. Шкуру спустить с этого сложенного вдвое Кандиха, если додумался до такого. Неужели не понимает, что каган ждет? Вон сколько воинов взял с собой, через каждые два-три дня можно слать гонца — и молчит.

«Нет, он все-таки доиграется у меня», — пообещал Баян, и кто знает, не поклялся ли бы на этот раз: Кандиху осталось жить ровно столько, сколько он, повелитель аваров, мучается без вестей от посольства, если бы не отклонился в этот момент полог и не разбил уже созревшее намерение.

— О, Ясноликий! — ткнулся ему в ноги кто-то из тарханов. — К тебе посольство от короля франков Сигиберта. Примешь или велишь сказать, пусть идут туда, откуда пришли?

Посольство? От короля франков, того, который так расширил рубежи своей земли, что является, по сути, вторым императором по соседству с ромеями? Что привело его к аварам? Боится, не удержит того, что заимел, или хочет воспользоваться силой аваров и заиметь еще больше? Тюрингия, Бургундия, Прованс покорились ему, признали силу и власть его над собой и бавары, саксы, некоторые из славянских племен. Неужели действительно захотел больше, чем имеет? Если так, не разминуться ему с Византией.

— Зови, и немедленно.

Франки не были так льстивы, как привыкли видеть асийцы, держались достойно, однако вежливо. Отвесили сдержанный поклон и застыли там, где стояли. Сговорились, видно, говорить тому, кто ближе к кагану. И он заговорил. Передал поклон ему, славному в мире кагану, от короля франков Сигиберта, от предводителей других родов и племен стояли под стягами Сигиберта, — бургундцев, провансов, тюрингцев, баварцев и саксов, передал поклон женам его от королевы (заметил, что они чуть ли не первые вспомнили и про жен), прославляли племя аваров как такое, которое ни перед кем не склоняет головы, и поэтому лишь очень известное, но и должным образом чтимое, не забыл напомнить, что король франков особенно благосклонен к таким и поэтому прислал их, послов своих, чтобы засвидетельствовать кагану свое уважение и войти в хорошие отношения с аварами.