Александр Сегень - Ричард Львиное Сердце: Поющий король

— Станем на молитву, — сказал отец Ансельм. — Сегодня Огнь Святый на Гробе Господнем зажигается. Помолимся же, чтобы магометане не воспрепятствовали честным христианам притечь ко Гробу и встретить Огнь Господень с благоговением и торжеством. А заодно испросим у Бога спасения усопшему брату нашему, Пьеру. «Бог Господь, и явися нам! Благословен Грядый во имя Господне».

С этого возгласа началась служба Великой субботы, которую двое оставшихся священников провели на истрепанном бурей энеке среди мокрых, измученных перегринаторов. Сухой и теплый ветер дул теперь с юга, и по мере того как шла служба, одежды на перетерпевших бурю высыхали, скованные холодом тела размягчались, в душах восстанавливался покой, какой обычно поселяется у всякого верующего с наступлением Великой субботы.

И когда священники закончили службу, многие, не сговариваясь, улеглись кто где и уснули блаженным сном, будто праведники. Король Англии тоже лег и уснул, но внезапно тревожнейшая мысль пронзила его спящее сознание, и он вскочил на ноги.

Энек плыл по морю среди оробевших, пристыженных волн. Солнце плыло по небу среди поредевших, помятых, потрепанных туч. Но сердце Ричарда не могло наслаждаться в миг сей долгожданным успокоением моря и небес.

— Беранжера! — трепеща, произнес король Англии. В следующий миг ему стало нестерпимо стыдно за то, что он впервые вспомнил о той, кого так любил и мечтал наименовать женою. А ведь кто мог знать в это мгновенье, как распорядился Господь судьбою всех прочих кораблей? Быть может, они все до единого разбились о кипрские берега?.. От одной мысли, что сейчас Беренгария лежит с проломленной головой и сокрушенными костями на морском берегу и образумившийся прибой баюкает ее прекрасное тело, страдая о том, что сам же сотворил, у Ричарда закружилась голова и тошнота подступила к горлу. Он застонал, схватившись за похолодевший лоб.

— Вам плохо, государь? — спросил его Амбруаз.

— Мне?.. — Ричард отдышался и взял себя в руки. — Не знаю, хорошо мне или плохо, друг мой. Одно лишь могу сказать тебе: мне сейчас не до песен. Эй, любезнейший Юк! — крикнул король кормчему, провансальцу Юку Роллера. — Возможно ли теперь знать, откуда и куда мы плывем?

— Вполне возможно, ваше величество, — невозмутимо отвечал Юк. — Мы движемся точно с запада на восток. Если во время бури нас отнесло на север, то вскоре мы пристанем к берегам Киликии, если на восток, то вот-вот покажутся антиохийские берега, если на юг, то берега Палестины или Сирии, а если на запад, то все перечисленные берега явятся нашему взору не так быстро, как хотелось бы.

— А могло ли нас и вовсе унести куда-нибудь далеко-далеко? — спросил Ричард Девиз. — К берегам Тавриды или Туниса?

— Это навряд ли, сударь, — покачал головой кормчий. — Буря-то была плевенькая.

— Ничего себе! — воскликнуло сразу несколько голосов.

— Ты так считаешь, Юк? — спросил Ричард Львиное Сердце.

— В это время года и осенью бывают бури и похлеще, — отвечал бывалый мореход. — А, кстати, во-о-он уже и берег впереди показался. Видите? Вероятнее всего, Киликия.

— Вот чего бы хотелось меньше всего! — воскликнул Ричард.

— Какая разница, ваше величество? — спросил тамплиер де Шомон. — Нам сейчас любой берег сгодится, чтобы хоть немного починить энек. А берега Киликии населены мирными армянами, они не причинят нам вреда.

— Я не боюсь армян, — ответил Ричард. — Я боюсь самой Киликии. Ведь именно здесь столь нелепо погиб Барбруж. Что, если всех вождей этого похода чьи-то колдовские чары влекут именно в Киликию, чтобы тут прикончить?

Мысль о колдовских чарах привела душу Ричарда в смятение. С тоскою о Беренгарии и тревогой о том, что сулит им сей берег, он смотрел, как приближается суша. Горы, почти вплотную подступающие к морю в одних местах, в других словно отшагнули, уступая пространство людям, — там и сям виднелись возделанные поля, виноградники, жилища.

— Да, вероятнее всего — Киликия, — сказал кормчий.

Однако, когда ступили на берег, очень скоро тревожные предчувствия сменились радостью. Первый встречный крестьянин, с которым удалось кое-как объясниться, оказался греком и сообщил, что земля эта — Кипр. Он же подсказал, что лучше всего путешественникам отплыть немного подальше к северу, ибо там есть богатое хозяйство какой-то вдовы, где столь знатным пришельцам будет оказан достойный прием.

— Что ж, — радовался Ричард, когда снова сели на корабль и поплыли туда, куда указал киприот, — жаль, конечно, что мы не попали сразу к берегу Сен-Жан-д’Акра. Однако Кипр преимущественно христианская страна. Придется нам здесь встретить Светлое Христово Воскресение.

— Не знаю, не знаю… — пожал плечами отец Ансельм. — Сей житель острова назвал нашу будущую хозяйку по имени — Лутрофория. Что-то я не упомню таких христианских имен.

— Если я не ошибаюсь, — заметил Амбруаз Санном, — Лутрофория по-гречески означает «несущая очищение». Не такое уж и плохое имя.

Наконец на берегу появились очертания некоего небогатого замка, во Франции такими замками владели рыцари средней руки. Изжелта-белые стены жилища Лутрофории утопали в цветущих садах.

— Не вижу церкви, — обратил внимание отец Поль.

— Вы и отец Ансельм — наша церковь, — сказал Ричард.

Лутрофория оказалась довольно молодой женщиной, миловидной и красиво одетой. Узнав, кто к ней пожаловал, она с большими почестями провела крестоносцев и короля в свои владения, средь которых, кстати, обнаружилась и малюсенькая церковка. Лутрофория знала латынь и немного французский, так что с ней можно было беседовать. Слуги быстро подали на стол несколько блюд, состоящих из овощей, фасоли и устриц. За обедом гости поведали обо всем, что с ними стряслось. Хозяйка сообщила, что ей пока ничего не известно о том, приносило ли море к берегам Кипра другие корабли, но в ближайшее время она постарается выяснить. Затем она коротко рассказала о себе. Ее род происходил от одного знатного местного деспота, бабка, дочь того деспота, владела весьма богатым замком, который оставила в наследство своему сыну Аттилодору.

— Аполлодору? — переспросил Амбруаз.

— Нет, почему-то моего отца звали именно Аттилодор, — подтвердила Лутрофория и продолжила свой рассказ. Богатейший замок, принадлежавший ее бабке, а затем отцу, остался в памяти и самой Лутрофории, ибо она успела в нем родиться и вырасти до семилетнего возраста; однако сильное землетрясение полностью стерло замок с лица земли. Недра земные разверзлись и поглотили эту неприступную твердыню. Тогда же погиб и отец Лутрофории, человек со странным именем Аттилодор — «дар Аттилы». Сама же она спаслась, ибо в это время вдвоем с матерью гостила здесь, в этом самом месте, где расположено ее нынешнее имение. Мать умерла пару лет назад, застав и горестную кончину собственного зятя, редкой души человека.