Александр Сегень - Ричард Львиное Сердце: Поющий король

Покинув богатый дом, в котором размещался со своею свитой Филипп-Август, Ричард в самом тяжелом настроении сел на Фовеля. Конь глубоко вздохнул, переживая вместе с хозяином, и медленно побрел по улице Акры. Вдруг навстречу Ричарду выехал на взмыленной кобыле Бодуэн де Бетюн. Лишь завидев короля, он придержал несущуюся во весь опор лошадь, а поравнявшись, закричал:

— Беранжера! Ваше величество! Эн Ришар! Государыня Беранжера приплыла только что в Иерусалим-сюр-мер!

Вмиг все тягостное рухнуло с плеч и с души, Фовель громко заиготал, радуясь перемене настроения в хозяине, и, крепко пришпоренный, понесся, громко цокая по мостовым Акры.

И вот Ричард уже не в седле. И вот Ричард уже на ногах. И вот Ричард уже обнимает и прижимает к своей груди ту, которую так любит. Целует все ее смеющееся лицо.

— Любовь моя! Любовь моя!

— Ришар! Сердце мое!

— Ручки мои! Как я скучал по тебе!

— Как я истосковалась!

— Здорова ли ты?

— Что со мной сделается? Ты-то, ты-то здоров ли?

— Как кедр ливанский. Вот, навещал больного Филиппа.

— Как он?

— Намерен возвращаться во Францию.

— Давно пора. Ему здесь нечего делать.

— Беранжера! Мне кажется, прошел год с тех пор, как ты уехала. Без тебя я стал делаться хуже. Спасай меня, любовь моя!

— Мне сказали, ты так и не поселился в городе и по-прежнему живешь в своем шатре.

— А ты хочешь, чтобы мы поселились в городе?

— Нет, я как ты.

— Пусть наш дельфинчик с самого начала привыкает к военной походной жизни. Он еще не дает о себе знать? Не брыкается?

— Ришар… — Две огромных слезы мигом выкатились из глаз Беренгарии. — Я потеряла его!..

— Вот как?.. — помрачнел Ричард. — Жаль. Он был бы так похож на меня, если бы родился во время крестового похода.

— Теперь ты разлюбишь меня?

— Теперь я поспешу заселить тебя новым дельфинчиком.

— Я не виновата в том, что потеряла его, поверь мне.

— Никто и не винит тебя, милая.

Он старался делать вид, что не расстроен, но на душе у него было мрачно. Все одно к одному, все вдруг разладилось. Впервые за все время с того славного дня, когда он встретил Беренгарию в покоренной Мессине, Ричард поймал себя на том, что его несколько раздражает наваррское произношение жены, хотя было всего несколько десятков слов, которые она произносила не вполне правильно, и французской интонацией она владела почти безукоризненно. Они вновь зажили вдвоем на холме, в палатке, рядом с миндальной рощицей, уже успевшей прийти в себя после того, как ее изрядно потоптали в первый день приезда Ричарда. Они по-прежнему безумно наслаждались любовью, но в Ричарде поселилась странная обреченная уверенность в том, что ему не суждено иметь детей.

Мало того, точно такая же обреченность овладела им и в отношении целей всего похода. Ему уже не верилось, что удастся отнять у Саладина Иерусалим. Шли дни, заканчивался июль, а султан так и не спешил выполнять условия сдачи Акры. Ричард томился ожиданием, делался раздражительным, вспыльчивым, придирчивым, в нем появилась странная порывистость и изменчивость, спокойствие и благопристойность могли быстро смениться необузданным и неоправданным гневом. Присутствие Беренгарии и ее трепетная любовь смиряли короля, делали его добросердечным, он восстанавливал храмы, сам много молился, в особенности Святому Томасу Бекету, убиенному по нечаянному приказу его отца, и он все же готовился к праведному походу на Иерусалим.

Филипп-Август выздоравливал. Больше Ричард его не навещал. Он знал, что король Франции уверяет всех, будто король Англии злодейски заразил его леонардией. Знал он также и о том, что Филипп и впрямь собирается уезжать, а в последний день июля этот отъезд состоялся. С собой король Франции увозил треть своего войска, оставляя два больших полка под начальством Анри де Шампаня и герцога Гуго Бургундского. Ричард прекрасно понимал, что, вернувшись в Париж, Филипп-Август не замедлит вторгнуться в пределы английской короны. Делать было нечего, приходилось идти на пристань, где Филипп уже готовился сесть на корабль. Увидев Ричарда, он несколько растерялся.

— Бежишь, Филу? — спросил Ричард.

— Временно покидаю Святую Землю, — ответил тот.

— Ну беги, беги. Но если ты не дашь мне сейчас же, в присутствии де Шампаня и де Бургоня, одну клятву, я прикажу моим людям напасть на твоих, сжечь твои корабли, а тебя самого засадить под замок как изменника и предателя.

— Что еще за клятва? — насторожился Филипп-Август.

— Ты должен поклясться, что, покуда я здесь, ты не тронешь моих владений. И еще — ты не станешь нападать на меня в первые сорок дней после моего возвращения отсюда.

— Хорошо, эн Ришар, — обиженно надувая губы, промолвил король Франции. — Вот, в присутствии моих главных военачальников, графа Анри де Шампаня и герцога Гуго де Бургоня, клянусь не нападать на твои владения и не воевать с тобой первые сорок дней, когда ты вернешься отсюда. Если, конечно, ты вернешься, эн Ришар, в чем я весьма сильно сомневаюсь.

— Благодарю за клятву и за искренность. Прощай, дорогой Филу, да будет гладкой спина Нептуна.

— Счастливо оставаться, эн Ришар Кёрдельон, — с презрительной усмешкой ответил Филипп-Август, и на том они расстались. Ричард вскочил на своего Фовеля и не стал смотреть, как французский король будет садиться на корабль. Увидев австрийского герцога Леопольда, он узнал, что Леопольд тоже покидает Святую Землю, увозя своих австрийцев.

— Зачем приезжал, спрашивается, — усмехнулся Ричард и покинул пристань Маркграфа.

Так во главе крестоносцев остался только один король — Ричард Львиное Сердце.

В эти дни, в конце июля — начале августа, стояла нестерпимейшая жара, воздух плавился, и дышать им было все одно что дышать растопленным горячим воском. Ни о каком походе на Иерусалим не могло быть и речи. Если кто и сможет доехать до Святого Града, удержавшись в седле, он испечется так, что его можно будет подавать к столу в качестве жаркого. Томление, владевшее душой короля Англии, приближалось к концу, с каждым днем душа Ричарда закипала все больше, уже готовая вспыхнуть. Он выпустил одного из заложников, приказав ему отправляться к Саладину и поставить султана в известность, что ежели к Самуилову дню все условия договора не будут выполнены, всех заложников ожидает немедленная казнь.

— И ты выполнишь свои угрозы? — тревожно спрашивала Беренгария.

— Не знаю, не знаю… — отвечал Ричард сердито. — Мне бы этого не хотелось. Полагаю, Саладин достаточно благородный человек и не заставит меня выполнять столь страшные угрозы. Но если он и теперь станет оттягивать час расплаты, я вынужден буду совершить кровавое дело.