Йорам Канюк - «Эксодус». Одиссея командира

Когда советские войска с боями прорывались в Венгрию, союзники, дабы им помочь, снова бомбили территорию, на которой располагался Освенцим, точно так же, как бомбили они и железную дорогу, которая шла на восток. Однако железную дорогу, идущую на север, по которой в лагерь ежедневно привозили двенадцать тысяч венгерских евреев, они бомбить отказались.

Виман рассказывает, что осенью 1944 года еврейки, работавшие на расположенном в Освенциме заводе по производству боеприпасов, сумели переправить лагерным подпольщикам взрывчатку, а те, в свою очередь, передали ее людям, работавшим рядом с газовыми камерами и крематориями, и 7 октября, во время поднятого заключенными самоубийственного восстания, те взорвали один из крематориев. Таким образом, говорит Виман, простые еврейские женщины сумели сделать то, на что не решились могучие армии союзников.

Когда в 1943 и 1944 годах агентство «Алия-Бет» пыталось спасать евреев, переправляя их в страны, которые сохраняли нейтралитет, государства-союзники потребовали от этих стран не впускать евреев на свою территорию под тем предлогом, что тем самым они якобы нарушат свой нейтралитет, поскольку евреи являются вражескими подданными. Своим же послам в Швейцарии они приказали ни в коем случае не разглашать информацию о существовании в Европе лагерей смерти.

Когда немцы ушли из Северной Африки, в Ливии, возле Бенгази и Тобрука, остались брошенные ими военные лагеря, но, хотя эти лагеря пустовали, американцы отказались пустить в них еврейских беженцев, чтобы после войны им не пришлось брать на себя ответственность за их судьбу.

Для перевозки солдат, а также для поставок оружия и продовольствия американцы во время войны использовали несколько сот больших грузовых судов типа «Либерти», которые строились очень быстро, в течение сорока восьми часов, однако проблема состояла в том, что, разгрузившись, эти суда вынуждены были следовать назад порожняком. Тем не менее, когда капитаны этих судов попросили, чтобы в качестве балласта им позволили перевозить еврейских беженцев (а на каждый корабль можно было посадить несколько тысяч человек), они получили решительный отказ.

Ни Йоси, ни люди, стоявшие во главе «Алии-Бет», не ломали себе голову над теоретическими вопросами, вроде вопроса о природе добра и зла, и не имели никаких особых иллюзий. Мир был таким, каким он был — жестоким и беспощадным, — а страны-союзницы вели себя так, как они себя вели. Активисты «Алии-Бет» знали только одно: евреев — пока еще не поздно — нужно спасать, и, кроме них, этого никто не сделает. «Эксодус» стал конкретным тому подтверждением.

Занимаясь спасением людей, ты не можешь поддаваться эмоциям и страху, но ты не должен и разыгрывать из себя героя.

Когда-то давно Леви Эшколь, в будущем премьер-министр Израиля, сказал, что Израиль должен быть как Самсон. «Мы слишком маленькие, — сказал он, — чтобы позволить себе быть маленькими, и слишком слабые, чтобы позволить себе не быть сильными».

«Эксодус» был разваливающимся «корытом», над которым гордо возвышалась огромная труба, создавая впечатление, что его пассажиры решили прихватить с собой в дорогу трубу лагерного крематория — как символ, как предостережение, как память о «другой планете», где им удалось выжить.

Однажды по внутреннему радио «Эксодуса» объявили, что в пятницу вечером из репродуктора на палубе будет транслироваться «Пятая симфония» Бетховена, и попросили пассажиров прийти по этому случаю нарядно одетыми. И — о чудо! Люди повылезали из своих «норок» размером пятьдесят на девяносто, умылись, почистили зубы, причесались и пришли слушать Бетховена с такими сияющими лицами, словно они пришли не только на концерт, но еще и отпраздновать наступление субботы.

После «Эксодуса» Йоси было поручено привезти еще пятнадцать тысяч двести тридцать шесть человек, только на этот раз уже не по Средиземному морю, а по Черному.

В тридцатые и сороковые годы в этом море затонуло несколько кораблей с еврейскими беженцами, в результате чего погибли несколько тысяч человек, и у Йоси сложилось ощущение, что он является полномочным представителем всех этих погибших. Правда, он не знал тогда названий всех затонувших судов и конкретных причин, по которым они погибли — в те времена этого еще не знал никто, — но он слышал о судьбе некоторых из них и, в частности, корабля «Струма», который в начале сороковых годов вез в Палестину семьсот шестьдесят девять еврейских репатриантов. Эта сущая развалюха отправилась в путь из Констанцы (акватория этого порта была, кстати, заминирована), и в пути ее двигатель несколько раз выходил из строя, так что его приходилось снова и снова чинить. Однако когда корабль все-таки сумел доковылять до Босфора, он был задержан властями Турции и пришвартован в Стамбуле, где и простоял в полной изоляции около десяти недель, поскольку верховный комиссар Палестины (чья канцелярия находилась в Иерусалиме) однозначно заявил туркам, что пассажиры корабля для него гости нежеланные.

Семьсот шестьдесят девять голодных людей вместе со своим болгарским капитаном, который до смерти боялся плыть в Палестину [91] Капитан боялся плыть в Палестину, так как был болгарским подданным, а Болгария и Великобритания находились в состоянии войны. , попытались — как и армяне на горе Муса-Даг — привлечь к себе внимание мировой общественности, вывесив простыни, на которых было написано «Помогите нам!» и «SOS!», но на помощь к ним никто так и не пришел.

Английский министр по делам Ближнего Востока лорд Мойн, чей офис располагался в Каире, прозрачно намекнул туркам, что среди пассажиров корабля могут быть шпионы [92] Пассажиры «Струмы» были румынскими подданными, а Румыния была союзницей Германии. , и потребовал отправить корабль обратно в Черное море. Именно так турецкие власти и поступили. Они заперли пассажиров в трюме, куда их загнали силой, и отбуксировали судно в открытое море, где было множество мин. Поскольку карты минных полей у капитана не оказалось, корабль был обречен. Его увлекло течением [93] Корабль увлекло течением, потому что его двигатель полностью вышел из строя (турецкие техники тщетно пытались его починить), и после отбуксировки он беспомощно дрейфовал. , и на расстоянии десяти километров от берега, напротив турецкой деревни Шиле, он взорвался и затонул. Спасся только один из пассажиров, Давид Столяр, который сумел добраться до берега вплавь. Если бы турецкие власти захотели, сказал он позднее, они могли своевременно прислать спасательные катера и спасти хотя бы часть людей. Однако турки боялись вступать в конфликт с англичанами.