Роуз Тремейн - Музыка и тишина

Корабль плывет, вздымаясь на волнах, гонимых западным ветром.

За ним летят морские птицы — пронзительный неугомонный хор, серо-белый на фоне белого неба.

Ему доставляет удовольствие стоять неподвижно.

Когда солнце начинает согревать стекла, он любит остановиться перед одним из окон в Уайтхолле, смотреть вниз и наблюдать за снующими по двору людьми. Иногда какой-нибудь мужчина или женщина, словно невзначай, посмотрит вверх, поскольку известно, что таким способом можно мельком взглянуть на Короля, неподвижно, подобно тени, стоящего в высоком окне.

Эта привычка стала постоянным предметом разговоров во всем дворце.

— Вы его видели?

— Однажды видел.

— О чем он думает?

— Как знать?

Искусством ходить он овладел лишь к семи годам. И хотя сейчас, в свои тридцать лет, он держится очень величественно, в его походке заметна память о трудах и унижениях детства, некоторая осторожность — не хромота, а скорее явная неохота ставить одну ногу перед другой.

У окна он не делает никаких движений и не говорит. Придворные знают, что, когда спина Короля столь решительно обращена к комнате, его лучше не беспокоить. Им известно, что эта спокойная поза и молчание целительны для его духа. Ведь если ходьба до сих пор доставляет ему неудобства, то и выразить свои мысли простыми словами для него немалый труд. И не потому, что он не знает, что сказать; а лишь потому, что он не способен произнести то, что хочет сказать. Сам с собой он может говорить очень ясно и красноречиво. Так же красноречиво он может говорить с Богом, которого полагает за близкого родственника, посвященного во все причуды и хитросплетения его ума. Но высказать свои мысли подданным — напряжение выше его сил. Иногда он даже начинает заикаться.

Что же до мыслей, устремлений, начинаний или даже гениальности простых смертных, то Король Карл I Английский личному присутствию при муках творчества предпочитает лицезрение их плодов: доведенное до совершенства математическое уравнение; сонет, чей ритм по четкости не уступает биению пульса; портрет, завершенный и выписанный до последней нити воображаемого кружева; исполнительское мастерство музыканта, отмеченное чистотой и безупречностью. Видение художника, до обретения окончательной формы, обычно сопровождают смятение, порывы. Но Король не желает быть их свидетелем. Лишь потом, в тишине, будет он восхищаться тем, что видит или слышит. Его Парадные комнаты забиты произведениями мастеров Ренессанса. Его любовь к картинам Караваджо {101} 101 Караваджо (настоящая фамилия Меризи), Микеланджело (1573–1610) — итальянский живописец, основоположник реалистического направления в европейской живописи XVII в. Караваджо внес в живопись повышенное чувство материальности, эмоциональное напряжение, выраженное через контрасты тени и света. Автор исключительных по драматической силе полотен на религиозные («Положение во гроб» и др.) и мифологические («Вакх» и др.) сюжеты и жанровых картин («Лютнист»). сродни поклонению. Иногда он указывает на тонко выписанную протянутую руку, блики света на вазе с фруктами и безмолвно предлагает другим опустить глаза или преклонить колени перед гением художника.

В бурлящем, беспорядочном мире лондонских улиц и набережных, в мире, из которого почти полностью изгнаны тишина и спокойствие, ходят по рукам рукописные копии пуританского памфлета с критикой «Совершеннейшего Карла, безрассудно тратящего миллионы фунтов на суетные украшения, безнравственные картины и мраморы с отбитыми носами»; большинство из них случайно или намеренно роняются в грязь или ветром сдуваются в воду, по каковой причине даже отголосок сплетен об их содержании еще не дошел до этого недоверчивого, одинокого в своей божественной утонченности человека.

Однако следует заметить, что, если бы в один прекрасный день они дошли до него, он не счел бы их достойными внимания. Ибо он свято верит в то, что суверен и его подданные — это «совершенно разные вещи», один всегда непознаваем для других. Он Король, ибо его избрал Бог; никто не властен это изменить, и никто не может осуждать его поступки. Поступки памфлетистов тревожат его меньше — гораздо меньше, — чем несколько пылинок, которые он изредка находит на своем зеркале. Он ненавидит пыль и старается никогда не касаться ее пальцами.

Взгляд Короля скользит по всей длине собственного длинного носа и останавливается на дворе, где недавно посадили липу, где взад-вперед ходят люди, занятые своими делами. Он наслаждается этими минутами. Не написать ли, думает он, оду под названием «Хвала окнам»?

Этим мартовским утром 1630 года встречи с ним ожидает некий человек — это его Посол в Дании Сэр Марк Лэнгтон Смит.

Когда Король Карл наконец оборачивается и вновь входит в мир, где необходимо двигаться и говорить, Посол Лэнгтон Смит улыбается и отвешивает поклон. (Улыбка, поклон, длительное растягивание мышц лица, необходимость часто сгибать спину и неуклюже вытягивать одну ногу — удел подданного, думает Король, возможно, многие относятся к нему как к утомительной формальности, но кого интересует их мнение?)

Он садится на один из своих многочисленных парчовых тронов и приглашает Посла сесть напротив. Он сразу вспоминает, что ему нравится этот человек, бывший фаворит его матери, поэтому напряжение, сковавшее было горло и язык, проходит, и он ровным голосом спрашивает Посла:

— Как поживает наш дядя, Король Дании?

Лэнгтон Смит отвечает, что Король Кристиан покинул двор и отправился в ежегодную поездку по имениям знати и что он все еще ждет, когда Гамбургские купцы заплатят ему за Исландию. Король Карл (который полагает, что Исландия — это стеклянная пустыня, на которую снег падает с таким же постоянством, как пыль) серьезно кивает и громко спрашивает:

— А денег, которых стоит это место, достаточно, чтобы оплатить тяжелый долг нашего дяди?

Посол Лэнгтон Смит качает головой, говорит, что сомневается, поступят ли эти деньги в казну Короля Кристиана, и сообщает Королю Англии, что именно по этой причине он и вернулся из Копенгагена: просить о небольшом займе.

— Возможно, сто тысяч фунтов, Сир? — предлагает он. — Чтобы дать вашему дяде небольшую передышку. Предоставить возможность начать все приводить в порядок.

Лэнгтон Смит понимает, что слово «порядок» одно из любимых в лексиконе Короля, и, возможно, если ему найти точное место в предложении, оно даже обладает квазимагическими свойствами. Но он видит, что Король собирает длинные белые пальцы в задумчивую пирамиду, и не знает, что означает этот жест.