Валентина Лелина - Мой Петербург

К услугам пассажиров, прибывающих в Петербург, имеется достаточное число извозчиков (рекомендуется не брать тех, которые становятся ближе к выходу со станции: более отдалённые берут гораздо дешевле). Для лиц, менее обеспеченных, имеется конно-железное сообщение (вагоны конно-железной дороги останавливаются в нескольких шагах от вокзала)».

А мы приедем на метро. Вагоны метро услужливо останавливаются у Балтийского вокзала, только ниже уровнем. Как и в 1883 году, нынешнее городское хозяйство в целом имеет в виду удобство горожан. А вокзал, конечно, изменился с тех пор. Здание обветшало. Но по-прежнему продают газеты и книги. В основном, фантастика и детективы — знак времени. Стоят лари. И на табло перед электричками автоматически переключаются надписи с указанием поездов и времени отправления. И электричка мягко трогается с места и, минуя перестроенные старинные депо, начинает удаляться от города.

Нет и никогда не было границы перехода города в предместья. Верландер, перечисляя деревни близ Петергофского шоссе — Тентелева, Автово, Волынкина, не хвалит эти места, отмечая близость заводов и фабрик, болотистую почву, дурное содержание канав, прудов и мелких речек.

«Всё приписанное население близлежащих селений занимается огородничеством и работами на многочисленных примыкающих городских фабриках и заводах. Обилие и близость последних очень влияют на бытовые и гигиенические условия местного населения. Так, возможность хорошего заработка способствует разгулу, особенно в праздничное время».

Новостройки нынче включили эти деревни в город. И только названия станций метро и электричек напоминают о прежних временах. Но Лигово, как и в прошлом веке, живёт полустоличной, полупригородной жизнью. Здесь уже по-другому дышит вся местность. Но какие-то отголоски жизни большого города звучат. Правда, нужно очень внимательно к ним прислушиваться, чтобы уловить это звучание. А что рекомендует Александр Петрович Верландер?

«Лигово — станция IV-го класса. Старое, тесное, деревянное здание, крытое железом. Нет ни дамской комнаты, ни мужской. На станции имеется буфет (вода плохая) и продажа газет отдельными нумерами. Медицинской помощи на станции получить нельзя, но, в случае внезапного заболевания пассажира, немедленно вызывается из Петербурга железнодорожный врач или фельдшер (в случае экстренности, летом можно пригласить доктора Пиотровского, живущего поблизости на даче Курикова); аптечный же ящик имеется на самой станции.

Для пассажиров, нуждающихся во временном приюте, можно рекомендовать гостиницу „Лигово“, находящуюся верстах в двух от вокзала по Красносельскому шоссе. Сообщение с вокзалом хорошее; можно достать и извозчиков, и переносчиков багажа. Гостиница устроена и поставлена на широкую ногу: прислуга и мужская и женская, семнадцать нумеров, два биллиарда, кегельбан.

Кроме этой гостиницы, имеются ещё и другие заведения, где можно найти приют, но этих притонов мы рекомендовать не станем. Вот что ожидает путешественника, который решился бы остановиться, например, на постоялом дворе, находящемся вправо от вокзала на Нарвском шоссе. Дойти до этого постоялого двора можно в пять минут по хорошей шоссейной дороге; можно достать у вокзала извозчиков. Вообще, до входа в заведение всё обстоит благополучно, но затем тотчас же начинается длинная вереница всевозможных неудобств и лишений. Начать с того, что имеется всего один нумер, содержимый довольно грязно. В числе постоянных посетителей заведения можно встретить людей нрава беспокойного и даже довольно сомнительной репутации…

Общественная жизнь в Лигове во многом напоминает сиденье между двумя стульями, рядом стоящими: либо упадешь на пол, либо погреешь бока за счёт соседей… Лигово, конечно, не столица, но его трудно признать и деревнею: оно так близко от Петербурга и так хорошо соединено с ним, что это скорее форштадт столицы, а не село в обыкновенном смысле этого слова. Отсюда такое заключение: с одной стороны, Лигово не может удовлетворить ни истого поклонника всероссийской столицы, ни завзятого любителя деревенского захолустья; с другой же — Лигово как пункт оседлости может сделаться прекрасным источником дешёвого и здорового комфорта.

Сорок шесть пассажирских поездов в сутки соединяют летом Петербург с Лиговым. Зимою, конечно, число поездов меньше, но их совершенно достаточно для литовского пустынника, желающего посещать хотя бы итальянскую оперу или французские спектакли. Но, кроме железнодорожного, много и других способов сообщения с Петербургом. Под Лондоном, Веною, Парижем, Берлином Лигово давно обратилось бы в самую цветущую колонию небогатых чиновников и многочисленных служащих. Ведь места заманчивые, и уже столько дач! В Позино, в Павлово… Дачи построены среди густой растительности и меблированы. Общий парк для гулянья, особый сад с пчельником, оркестр музыки, играющий по два раза в неделю, еженедельные спектакли в театре, лодки для катанья, даровое ужение рыбы и даровая охота. Нанимать лодки следует на пристани пруда Курикова; плата за час: когда играет музыка — 30 копеек, в остальное время — 25 копеек.

А охота преимущественно по взморью. Должно быть, страсть к пальбе сильно развита в среде петербуржцев, потому что камыши оглашаются перекрёстными выстрелами даже и в те дни, когда на пятьдесят охотников не придётся и одной утки. Запугали дичь страшно… Разумеется, где охотники — там и выпивка, да и приезжают охотиться, по замечанию остроумцев, преимущественно „спириты“ (от слова „спирт“). Этим-то обстоятельством и воспользовалась местная промышленность и торговля в лице крестьянина Фёдора Кириллова, создавшего знаменитую в литовских летописях „коптилку“. Это избушка на курьих ножках, одиноко стоящая на берегу Финского залива на четверть версты от колонии Буксгевдена. Рядом с этою будкой котят разную рыболовную снасть, а в самой „коптилке“ Фёдор Кириллов коптит петербургских чиновников, приезжающих пугать диких уток ружейною пальбою. Быть „на охоте“ и не напиться пьяным в „коптилке“ — невозможно для истого заседателя петербургской канцелярии. Миролюбиво покончив со своими кровожадными замыслами против пернатых, завзятый охотник идет в свою излюбленную будку, угощается селянкою, ухою, а пуще всего горячительным, оставляет на попечении хозяина весь свой ружейный снаряд и возвращается в Петербург; кто очень „отяжелел“, тот тут же остается ночевать на тростниковом матраце Фёдора Кириллова…»

Наверное, что-то обязательно осталось от этой жизни. Какие-то отголоски. И хочется искать следы этого течения, понять, в какую новую форму оно отлилось. Но электричка мягко отчаливает, и станция «Лигово» ускользает. Наше главное свидание ещё впереди. И таким веселым звучанием за окном возникает чудесное название «Скачки».