Алла Бегунова - Тайна генерала Багратиона

Размышлений о женщинах молодому мужчине избежать невозможно, потому Екатерина-Фатима к приезду сына найдет ему подходящую невесту. Значительная сумма на «мехр» — выкуп за нее — давно приготовлена. В Тегеране Играрри будет ждать красивая молодая девственница из приличной семьи. Кое с кем серхенг Реза договорился, а Фатима, встретившись с кандидаткой в турецкой бане хамам, увидела ее обнаженной и нашла вполне достойной возлечь на ложе с ее сыном и вместе с ним познать радости супружества.

Как бы ни звали сослуживцы переводчика в излюбленный ими ресторан на Кольмаркт-штрассе, где винная карта включала в себя двадцать восемь наименований, он отвечал им, что пророк Мухаммад завещал мусульманам воздерживаться от употребления спиртных напитков. Как бы ни расписывали они ему прелести красавиц, работающих в заведении некоей «мадам Розы» — Игарри горячо убеждал их, что падшие женщины есть воплощение Шайтана на Земле, их надо остерегаться, как огня.

Затянувшееся пребывание в Вене молодой перс использовал для изучения немецкого языка. Сначала он искал персидско-немецкие словари, но нигде не нашел их. Тогда купил франко-немецкий словарь, такой же разговорник, сборник упражнений и учебник грамматики.

По утрам он зубрил слова и правила, а во второй половине дня, гуляя по городу, пытался разговаривать по-немецки хотя бы с продавцами в магазинах. Австрийцы понимали его все лучше — и он радовался собственным успехам.

В понедельник за обедом Игарри сообщил послу, что сегодня вечером хочет пойти на концерт в Венском музыкальном обществе, где придворный оркестр исполнит новую симфонию Петера фон Винтера под управлением автора. Это было правдой. Программу вечера Игарри прочитал на афишах, расклеенных вокруг здания музыкального общества, там же в кассе купил недорогой билет в амфитеатр и теперь предъявил его Хуссейн-хану. Тот сказал, что музыка кяфиров раздражает его своей сложностью, персидские народные напевы не в пример мелодичнее, но переводчика все-таки отпустил.

Ни на какой концерт Игарри, конечно, идти не собирался. Просто решил подстраховаться, не зная, как посол отнесется к его неофициальной встрече с русскими, а снова увидеть княгиню Екатерину Багратион ему очень хотелось.

Пятилетняя дипломатическая служба научила переводчика большой осторожности.

Здесь все следили друг за другом и писали доносы начальству. Будучи секретарем Хуссейн-хана, он их читал регулярно. Подноготная о сотрудниках миссии разнообразием не отличалась. Правоверные мусульмане вовсю пользовались европейской свободой, на словах осуждая ее за безнравственность и аморальность. Посещали же они не концерты, спектакли или художественные выставки, а в основном места злачные.

Семидесятилетний Хуссейн-хан смотрел на эти шалости сквозь пальцы. Ему-то самому четырех жен, взятых с собой в поездку по особому разрешению Фетх-Али-шаха, хватало. Остальные дипломаты были обречены на воздержание. Между тем буйный восточный темперамент требовал выхода. Посол, посмеиваясь, слушал Игарри, вслух читавшего ему взаимные наветы, где подробно описывалось, кто, с кем, когда, сколько раз и как. Также досконально они излагали сведения о виноделии во Франции и Австрии. Без сомнения, оно находилось в прекрасном состоянии, и от выбора вин в ресторанах и лавках разбегались глаза правоверных.

Княгиня Багратион тоже готовилась к встрече.

В понедельник после завтрака она поехала к графу Разумовскому. Обычно в первой половине дня Андрей Кириллович никого не принимал, занимался домашними делами. Но для Екатерины Павловны, ближайшей его помощницы, существовало исключение. Граф знал, что из-за пустяков она беспокоить его не станет.

Новенькое ландо, в котором сидела красавица, катилось по деревянному мосту через одно из ответвлений полноводного Дуная. Этот мост соединял Пратер, весьма фешенебельный район Вены, с городской усадьбой русского аристократа.

Мост Разумовский построил на свои средства и подарил австрийской столице. Кроме того, вокруг дворца он выкупил все земли и благоустроил территорию, создав парковую аллею и площадь, окруженную красивыми домами. [17] В современной Вене до сих пор существуют улица и площадь, носящие имя графа Разумовского.

Дворец вставал за площадью, как чертог великого чародея. Он казался выше, чем есть на самом деле, благодаря множеству белых колонн, украшавших фасад здания. Они поднимались над первым этажом, как бы соединяя в единое целое второй и третий этажи и упираясь в двускатную металлическую кровлю, крашенную белой краской. Тридцать позолоченных Атлантов, сгибаясь словно от непосильной ноши, поддерживали ажурные арки над венецианскими окнами между колоннами. Голубые стены, белоснежные колонны, золотые фигуры древнегреческих богов придавали жилищу графа Андрея вид роскошный и торжественный.

Всякий раз подъезжая к нему, Екатерина Павловна невольно сравнивала дворец Разумовского с Хофбургом, поскольку многие их архитектурные детали совпадали. Однако Габсбурги создавали свой дворцовый ансамбль на протяжении пятисот лет. Андрей же Кириллович уложился в шесть годков. Пусть он и подражал имперскому стилю, но выбрал-то из него самое лучшее, интересное — вот что значит русская смекалка, русская сила и, конечно же, русские деньги!

Дворецкий провел княгиню Багратион в тот кабинет его сиятельства, который именовался «античным». Там находились гипсовые копии с двух статуй Праксителя, потрясающей красоты «Отдыхающий Сатир» и «Афродита Книдская», горка с золотыми сосудами из Спарты и книжный шкаф, в коем хранились манускрипты (правда, Екатерина Павловна полагала, будто это — списки с них) древнегреческих драматургов Софокла, Эсхила и Еврипида, а также сочинения историков Геродота и Фукидида.

В кабинете Андрей Кириллович пребывал не один. Он позировал для Антонио Кановы, скульптора из Рима, которому заказал свой мраморный бюст. Мастер делал карандашные наброски то в анфас, то в профиль, изучая лицо знатного клиента и одновременно — его характер, каковой должен был непременно отразиться в камне.

Княгиня Багратион слышала о знаменитом скульпторе, видела некоторые его работы — они находились в особом зале дворца Разумовского, — но доселе с ним самим не встречалась. Граф представил их друг другу. Итальянец, бросив профессиональный взгляд на русскую аристократку, сразу оценил идеальные пропорции ее фигуры. Он подарил ей комплимент, витиеватый, преувеличенно восторженный. Екатерина Павловна ответила ему по-итальянски. Мастер удивился, ответил ей вежливым поклоном и вернулся к своей работе.

Антонио Канова находился в зените своей славы. Сын бедного рабочего-каменотеса к пятидесяти годам достиг известности и богатства, занял пост директора Художественной академии имени Святого Луки в Риме, завел собственную мастерскую и учеников. Его творения как будто переносили образы современников в Античный мир, строгий, спокойный и прекрасный. Статуе Наполеона Бонапарта он придал облик древнеримского бога Марса-Миротворца, а черты богини любви Венеры — статуе его сестры, Полины Бонапарт, в замужестве Боргезе.