Юрий Плашевский - Ладога

Он выгреб из банки все содержимое, свернул марлю и начал сжимать ее над кружкой. Потекла мутная жидкость.

— Спирт? — догадался Витька.

— Да, милый, спирт, с добавлением воска — для при дания устойчивости. Чтоб не выливался в полевых условиях. А если через марлю отжать, добавить водички — пей на здоровье. Называется «витамин ж‑д».

— Почему «ж‑д»?

— Потому что «жми-дави». Вот только, извини, закусить нечем.

— Ничего, у меня кусочек сухаря есть.

— Вот и хорошо. У нас тоже по кусочку найдется.

Добавили в кружки снеговой водички из котелка, чокнулись и выпили. Витьку с непривычки передернуло — вкус у «витамина ж‑д» был жуткий. Запах — еще ужаснее.

— Спасибо, товарищ комбат, — бодро сказал он, заедая сухариком. — Пойду я…

— Давай, иди. Еще раз спасибо, младший лейтенант, за карты.

Витька выбрался из землянки и пошел обратно. Шел быстро. Хотелось поскорее добраться к себе в штаб. Комбатовский витамин начинал, однако, постепенно действовать, — в голове слегка шумело, движения сделались какими-то особенно легкими. Шагалось ловко, приятно. Витька начал что-то напевать вполголоса.

Минометный налет настиг его как раз у взорванного моста. Заслышав вой летящей мины, он бросился на снег. Лежать пришлось довольно долго. Мины шлепались то подальше, то поближе, вышибая бетонную крошку и пыль из стенки моста. Когда Витька наконец поднялся, то почувствовал боль в кисти левой руки. Снял рукавицу — увидел кровь — удивился. Он даже не почувствовал, как его зацепило. И как это вышло? Наверно, какой-нибудь осколок ударил рикошетом сверху… Кровь все текла, рана была сквозная. Он быстро достал индивидуальный пакет, зубами потянул нитку, разорвал упаковку, приложил марлевую подушечку с ватой к ране, замотал бинтом, надел рукавицу.

Быстро зашагал дальше. Рука болела все сильнее. Зубы клацали. Не то от боли, не то от какого-то нервного озноба.

И опять Витька шел посреди ослепительного сверкания снегов, в зимнем морозном дне, залитом лучами солнца, которое, однако, начало уже клониться к горизонту. Теперь он шел в тыл.

Добравшись до штаба, доложил майору, что приказание его выполнено, карты в батальон доставлены и что на обратном пути получил ранение в руку.

— Кость затронута?

— Не знаю, товарищ майор.

— Немедленно отправляйся в полковой медпункт.

Витька подумал, что как раз в это время комендантский повар заканчивает раздавать обед. Забежав к себе в землянку, схватил вещмешок, котелок, ложку, — пересек разбитую дорогу и опустился в выемку, где стояла кухня. Он чуть не опоздал — повар дядя Коля уже скреб черпаком по дну котла, выгребая остатки. Налил Витьке полкотелка супу.

— Дядя Коля, — тихо попросил Витька. — Подлейте добавочки немного. В первый батальон ходил, да по дороге оттуда в руку ранило… В медпункт идти велят. Теперь когда еще поем…

Дядя Коля подумал, расправил рыжие усы и молча плеснул ему еще супу. Витька поблагодарил вежливо, отошел, пристроился возле кухни на куче дров, достал из кармана хлеб, завернутый в чистую тряпицу. Пообедал. После этого его сразу же перехватила санинструктор Лида, сержант. Затащила к себе, помазала руку йодом, перебинтовала заново. Взяла зеленую косынку, пристроила в нее руку, повесила на шею.

— Может, не надо? — скривился Витька.

— Надо, — строго сказала Лида. — У вас, товарищ младший лейтенант, — сквозное осколочное ранение верхней левой конечности, то есть руки. Значит, конечность нужда ется в иммобилизации, то есть — в покое. Вы не шутите — кисть руки — дело серьезное. Идите.

Лида проводила Витьку, помогла надеть на спину вещмешок.

— Где полковой медпункт, знаете? — спросила на прощанье. — Три километра вдоль насыпи. Потом справа домики увидите.

— Знаю.

Теперь Витька шел в тыл своего стрелкового полка, в котором служил с осени. Он шагал по шпалам занесенного снегом железнодорожного полотна — по протоптанной тропе. Солнце медленно опускалось к западу и теперь светило сбоку, прямо в левую щеку Витьке. Снега теперь уже не сверкали, а словно тихонько дымились лиловым дымом. С севера наползала синева.

Он прошел уже наверно половину пути. Тут вдруг заметил — в скате насыпи, обращенном к заходящему солнцу, что-то торчит из снега. Хвостовое оперение… Ну, да — стабилизатор небольшой авиационной бомбы. Килограммов этак на двадцать пять, — подумал Витька, — и ведь не взорвалась, стерва! Виднелись только две жестяные пластины стабилизатора, остальное все было занесено снегом. Нетронутая белая пелена. Никто, видно, из тех, что топали здесь мимо по шпалам, к бомбе подходить и не думал. Понятно! Чего ради подходить! Еще рванет… Но Витьку словно бес какой подталкивал — рассмотреть получше. Он осторожно спустился по склону, остановился в двух шагах от бомбы, присел на корточки. Пластины стабилизатора были выкрашены в очень красивый бежевый цвет. На одной пластине черным трафаретом выведены латинские буквы M и L, и дальше за ними — длинный ряд цифр. И еще пониже — вторая строчка — XI—1936. Так, сообразил Витька, — это, видно, дата изготовления: ноябрь тридцать шестого года. Он все сидел на корточках, сопел, разглядывал. Так и хотелось потрогать бежевую, такую красивую, гладкую, будто лаком покрытую поверх ность. Но Витька все же удержался. Посидел еще немного, поднялся, бросил последний взгляд на занесенное снегом заграничное аккуратное устройство, вернулся на полотно, пошел дальше.

Временами на него находила сонливость. Глаза медленно закрывались, и он, шагая, опять видел перед собой торчащий из снега стабилизатор: XI—1936. Это они ее, значит, думалось сонливо, еще в тридцать шестом изготовили. И покрасили так здорово, будто лаком покрыли, как игрушку… И потом она лежала… На складе у них где-нибудь лежала… А он тогда, в тридцать шестом, в школу еще ходил.

…Ему казалось, что он идет по улице далекого южного города, где заканчивал когда-то школу. Вечер уже. Уютно светятся окошки в одноэтажных домиках. Тепло. Над головой шелестят ветки акации…

Стоп! Он вильнул в сторону, чуть не упал. Открыл глаза. Сиреневые сумерки, снега. Солнце уползает за горизонт.

— Ты что, прямо на ходу спишь? Вот дает!

Перед Витькой стоял высокий старшина с винтовкой, закинутой за плечо. Шапка-ушанка лихо сбита назад, от блестящих черных волос пар идет — видно, жал крепко по тропе.

— Извините, товарищ младший лейтенант, — подтянулся он, — не разглядел, что у вас кубарь на петлицах. Да вы ранены?

— Ранен, старшина, ранен. Вот — в полевой медпункт шагаю. Далеко еще?

— Да рядом, товарищ младший лейтенант, рядом! Вот видите — справа от рельсов — домики. Это станция. Там и есть медпункт. Вы от трансформаторной будки возьмите сразу вправо — метров сто, увидите главную землянку, в ней раненых принимают.