Юрий Плашевский - Ладога

Старшина все разъяснил точно, и Витька быстро отыскал главную землянку медпункта. Сооружение было — что надо. Глубиной — метра три, с настоящей лестницей, выло женной кирпичами, с перекрытием из шпал в три ряда. Внутрь вела настоящая дверь, которую, видно, притащили из какого-то опустевшего дома. Рядом с землянкой проходило широкое асфальтированное шоссе, переметенное снегом.

Витька спустился по лестнице, вошел. Оказался в большом полутемном помещении — длиной метров десять и шириною примерно столько же. Потолок высокий. Посредине, один за другим — три столба, подпирающих перекрытие. Богато живут, хорошо, — подумал он. — Да и правильно, ведь для раненых же. В центре — железная большая печка. Кирпичами обложена, труба в потолок уходит. Тепло. Справа у стены — армейские носилки — трое пустых, а на трех люди лежат, стонут тихо. Один — шинелью укрытый — значит, свой, военная душа, а другие двое, похоже, гражданские — в черных пальто.

— У вас что, товарищ младший лейтенант? — от столика слева встала рослая медсестра, приподняла керосиновую лампу, что стояла перед ней, всмотрелась.

— Да вот, рука, — сказал Витька, опустился на скамейку у входа. На него вдруг навалилась страшная усталость. Он закрыл глаза.

— Товарищ военврач, — сказала медсестра в глубь землянки. — Раненый.

Появился военврач, смуглый, черноволосый, с черными блестящими глазами. Он и медсестра взялись за Витьку толково, не спеша, но сноровисто. Помогли снять вещмешок, шинель. Медсестра снесла все это на свободные носилки. Витьку усадили на табурет у столика. Освободили руку от треугольной повязки, висевшей на шее, разбинтовали. Военврач осмотрел руку. Кровь слабо сочилась. Боль теперь была тупая, ноющая. Военврач осматривал руку и тут же диктовал кому-то:

— Сквозное осколочное ранение кисти левой руки с небольшим повреждением кости.

Витька увидел, что дальше у стены был еще столик, и там тоже стояла керосиновая лампа, и сидела еще одна медсестра, писала.

— Наложена повязка с риванолем, шина сверху и снизу. Введена сыворотка противостолбнячная и один кубик обезболивающего.

И все это проделали с Витькой. Подошла к нему дувушка-военфельдшер, русоволосая, со светлыми глазами, в которых поблескивали огоньки от керосиновой лампы. Она держала в руках приготовленную повязку, пропитанную чем-то желтым — наложила ее с двух сторон на раненую Витькину руку, обложила твердым картоном, быстро забинтовала. Бинтуя, смотрела на Витьку и ласково улыбалась:

— Ничего, младший лейтенант, заживет, — будет, как новая.

Сделали ему и уколы.

— А зачем противостолбнячную сыворотку? — удивился Витька.

— Бациллы столбняка в земле обитают, — поучительно сказала девушка-военфельдшер, — осколок мины, который вам руку пробил, наверняка перед тем с землей соприкасался. Правда?

— Возможно. Не знаю.

— Конечно. Никто не знает. Но лучше ввести сыворотку. Потому что если столбняк вдруг все же начнется, а сыворотка заранее не будет введена, вылечить человека уже нельзя. Он гибнет. Так что у нас правило при любом ранении вводить сыворотку. Ведь крупицы земли в рану отовсюду попасть могут — и с осколка, и с шинели, и с рукавицы.

Тем временем медсестра поднесла Витьке полстакана чего-то темно-красного.

— Еще сыворотка?

— А как же, — строго сказал военврач. У нас тут сплошные сыворотки. Эта — для храбрости.

Витька понюхал:

— Какой приятный запах!

— Пей младший лейтенант, пей. Закусить, правда, нечем.

— Второй раз мне это сегодня говорят, что закусить нечем.

— А первый раз когда говорили? — поинтересовался военврач?

— Утром, когда в батальоне «витамином ж‑д» угощали.

— Это что такое — «витамин ж‑д»?

Витька объяснил.

Военврач покачал головой:

— Какую только гадость не пьют! Недавно привезли одного, в бессознательном состоянии. Судороги, зрачки расширены, конечности холодные. Еле спасли. Всю ночь промывание желудка делали, грелками обкладывали, сердечные средства вводили. Потом выяснилось: противоипритную жидкость попробовал.

Витька опорожнил стакан, прищелкнул языком:

— Кагор, чистый кагор!

— Правильно определил, — похвалил военврач. — А теперь, младший лейтенант, ложись на свои носилки, вещмешок под голову и отдыхай до утра. Утром получишь кружку чая с сахаром и хлеба пятьдесят граммов. Такая у нас норма при провожании. И отправим тебя вместе с другими на машине в медсанбат. Машина только утром будет.

— А здесь оставить нельзя?

— Нельзя! — отрезал военврач. — Да не забудьте ему дать карточку передового района.

— А что это за карточка?

Военфельдшер взяла у медсестры продолговатый лист плотной бумаги:

— Вот она. Идемте, младший лейтенант, я вас уложу и все объясню.

Она помогла Витьке лечь на носилки, пристроила под голову вещмешок, укрыла шинелью. Присела на табурет рядом.

— Видите, младший лейтенант, у карточки передового района с трех сторон полосы — красная, коричневая и желтая. Красная значит «внимание! тяжело раненный!», коричневая — «инфекционный больной!», желтая — «поражение отравляющими веществами!» Это сигналы вышестоящим медицинским инстанциям, куда мы эвакуируем раненых. Чтобы они с первого взгляда знали — как с кем поступать. Понятно? И вот — поскольку у вас ранение не очень тяжелое, я от вашей карточки красную полосу отрываю. И желтую тоже, и коричневую — ведь вы, к счастью, газами не отравлены, и сыпного тифа у вас нет. Осталась, значит, одна только белая карточка, на которой написано, кто вы, какого звания, из какой части, какое у вас ранение, как мы руку обрабатывали, что вам внутрь вводили…

— И про кагор тоже?

— Про кагор нет. Спите, — она встала, отошла.

Витька собрался было уже спать, но тут дверь землянки распахнулась. Вошел среднего роста плотный человек в туго перетянутом полушубке, вскинул руку к шапке-ушанке, доложил:

— Товарищ военврач третьего ранга, старший военфельдшер по вашему приказанию явился.

— Вот что, старший военфельдшер, — быстро, вполголоса заговорил военврач, — немедленно отправляйтесь к заместителю командира полка по тылу… Вы знаете, где находится заместитель комполка?

— Знаю. Возле мясокомбината.

— Отправляйтесь к нему и доложите, что сегодня опять поступили двое гражданских лиц с ранениями нижних конечностей. Опять подорвались на нашем минном поле. Охрана минированных участков поставлена из рук вон плохо! Это безобразие! Это черт знает что такое! За это надо предавать суду военного трибунала!

— Так все и сказать?

— Да. Так и скажите.

— Одного только не понимаю, — тихо проговорил старший военфельдшер, — кто их на минные поля гонит?

— Вы, товарищ старший военфельдшер, — после долгой паузы спросил военврач, — слышали, что в городе люди от города умирают?