Алла Кроун - Перелетные птицы

За годы обидные слова, которые произнес тогда отец, стерлись из памяти Сергея, но горькое ощущение от несправедливости того, что его выбранили на глазах у заносчивого противника, и, хуже того, унижение, испытанное, когда граф Персиянцев назвал его невоспитанным мальчиком, глубоко врезались в его подсознание. Когда отец уводил его из детской, старший граф бросил ему вдогонку: «Я не хочу, чтобы поведение вашего сына мешало вам исполнять свой долг. В следующий раз лучше оставьте его дома». Поспешный ответ: «Да, конечно, ваше сиятельство. Это не повторится!» — по сей день вспоминался ему с болью, и он так и не понял, почему отец тогда рассердился. Ни до того, ни после так с сыном он не разговаривал. Тлеющая неприязнь к семье Персиянцевых разгоралась с каждым годом все сильнее, и его личная обида постепенно переросла в ненависть ко всем аристократам и сочувствие к обездоленным.

Сегодня выдался особенно тяжелый день. Началось с того, что сломался печатный пресс. Эсфирь позвонила ему и попросила найти кого-нибудь, кто мог бы его починить. Один из братьев Шляпиных был механиком, но найти его Сергей не смог, поэтому пошел в почтовое отделение, в котором Эсфирь работала телеграфисткой. Он повел ее в пельменную на соседней улице. Что в такую холодную погоду может быть лучше обжигающе горячих пельменей в дымящемся бульоне?

Пока они, сидя за небольшим столом, ели восхитительные пельмени, чувствуя, как внутри разливается благодатное тепло, Сергей посматривал на темноволосую девушку, гадая, знает ли она, что ему известно о ее трагическом прошлом. Яков рассказал ему, что, когда ей было шестнадцать, ее родителей убили во время одного из самых жестоких погромов. Эсфирь тогда убежала в поле, но ее поймали и изнасиловали. Девушку приютили местный раввин с женой. Они увезли ее в другую деревню и помогли вернуться к жизни. Окончив школу, она решила порвать с воспоминаниями о прошлом и уехала в город, где Яков привлек ее к подпольной деятельности.

Сергей, у которого она вызывала душевный трепет и одновременно какое-то смятение, все никак не мог разобраться в своих противоречивых душевных порывах. Очевидно почувствовав его взгляд, Эсфирь перестала есть и подняла на него глаза.

— Ты смотришь на меня. Мне это не нравится. Говори. Что у тебя на уме?

Ее рубленые фразы не оставили шанса отделаться шуткой. Удивительная девушка! Никогда он не встречал таких, как она. Что же сказать, чтобы не раскрыть своих истинных мыслей?

— Я просто подумал, бывает ли у тебя время, чтобы отдохнуть, заняться чем-нибудь для души? — наконец нашелся он.

Эсфирь опустила ложку.

— Почему ты спрашиваешь? Сейчас моя жизнь полностью отдана великому делу. Решение задач, которые мы перед собой ставим, требует организации и тщательного планирования.

Сергей посмотрел на нее с любопытством.

— И какая цель именно у тебя?

— Та же, что и у тебя. Сделать так, чтобы революция свершилась как можно скорее.

— Но одной тебе с этим не справиться. Нужны люди. Нужно общаться с ними и сделать так, чтобы они приняли твои идеалы.

— Печатное слово действеннее. В речах часто бывает слишком много чувств, а чувства непостоянны. Они быстро сгорают и так же быстро забываются.

— То есть ты предлагаешь работать как бы за кулисами, верно?

Эсфирь пожала плечами.

— Что мне подсказывает мое чутье, то я и делаю. Я никогда не верила в пустую риторику.

— Почему ты считаешь, что вся риторика пуста? Иногда ведь нужно доносить идеи до простых людей.

— Возможно. Но моя цель уже. Я должна уничтожить упадок и загнивание, которые, как раковая опухоль, расползаются по высшим кругам общества. Когда с этим будет покончено, я уеду к своей тете в Америку.

— В Америку?! Какой смысл к чему-то стремиться, если вместо того, чтобы радоваться успеху, ты собираешься уезжать?

— Я занимаюсь этим не для радости. Это месть.

— Ты слишком храбрая, мне за тебя страшно.

— Я независима и вполне самостоятельна.

— Разве ты не знаешь, что независимость подразумевает ответственность? Если ты один, тебе нужно уметь постоять за себя.

— А ты, значит, считаешь, что я не могу постоять за себя. — Она закурила и, прищурившись, посмотрела на него сквозь дым. — Не нужно читать мне проповеди, Сергей. Я нравлюсь тебе, — она улыбнулась, заметив его очевидное смущение, — и я не отвергаю тебя. Но не нужно влезать в мою душу слишком глубоко. Я человек замкнутый.

Сергей проглотил ложку бульона, чтобы скрыть замешательство.

— Я не хотел тебя обидеть. Раз мы связаны общим делом, я хочу, чтобы мы были друзьями.

— Пусть наша дружба основывается на том, что мы видим. Не будем заглядывать глубже. — Уголок ее рта приподнялся в полуулыбке. — Ты же знаешь — если потревожить слой пыли, можно задохнуться. — Она на секунду задумалась, а потом продолжила: — А теперь расскажи мне о себе. Ты доктор, но посреди дня проводишь время со мной. А как же твои пациенты? Разве ты не должен быть с ними?

Сергей улыбнулся.

— А ты очень наблюдательна. У меня нет своих пациентов. Я просто помогаю отцу. Понимаешь, в первую очередь я занимаюсь исследованиями и большую часть времени провожу в институте.

— И что конкретно ты исследуешь?

— Я создаю новые лекарства для лечения инфекционных заболеваний. Но теперь уже ты тревожишь слои пыли.

Сергей с радостью заметил, что по устам Эсфири скользнула теплая улыбка.

— Поймал! Признаю свою ошибку. Ну а теперь, когда мы узнали кое-что друг о друге, давай вернемся к нашему общему делу. Дай мне знать, когда найдешь Шляпина. Пока пресс не починят, руки у меня связаны. — Она затушила папиросу и встала. — Пойду-ка я на работу, пока меня не уволили.

На улице мело. Проводив Эсфирь до почтового отделения, Сергей отправился домой. Он поднял воротник, натянул шарф на нос и засунул руки глубоко в карманы. Его охватило волнение. Как же эта девушка не похожа на его сестру! Надя всегда прислушивалась к нему, и даже во время споров они не теряли уважения друг к другу. У Эсфири же его принадлежность к сильному полу не вызывала пиетета, и она разговаривала с ним на равных, ни больше ни меньше. Короче говоря, она вела себя как мужчина, хотя и осознавала свою женственность, свое особенное обаяние.

Она раздражала его, восхищала, возбуждала. Мысли о ней заставляли закипать кровь в его жилах. Холодный ветер колол лицо, глаза слезились, но от внутреннего жара у Ефимова сбивалось дыхание. Именно тогда он и увидел Надю, входящую в храм.

Сергей выплеснул бурлившие в нем страсти на сестру, и теперь его жег стыд. Почему он именно сейчас вспомнил графа Алексея? Зачем накинулся на Надю? Что на него нашло?

Стоя у громадины храма, чувствуя огонь в легких, да и во всем теле, Сергей пытался успокоить растревоженную душу.